Учился я тогда на третьем курсе одново столичново заведения, вёл себе фпалне свецкую жызнь общажного кутилы, мог пазволить себе булку с кефиром каждый день и аццкое нажыралово под жареную картошку пачти каждый вечер. И где-то между этих самых важных дел на коком-то сабантуе один мой однокурснег пазнакомил меня са сваей дваюраднай сестрой, ядреной первокурсницей филфака с периферии. Я думаю ему евоная тётя все мозги выебла, чтоп он её куда-нибуть сводил ужэ в столичный бомонд, ага, ну он её и привел к нам, куда уж блять элитней. Даже кресло в комнате было. Не один человег в ём обоссался, кстати.
Сиськи у ней были такие мелко-крепкие, жопа откляченная и потпрыгивала при ходьбе, зато щоки румяные и глаза без единой мысли, чисто как у козы. Ногте неумело обстриженные и причоска «каре». Вопчем мечта прожжонных поэтоф-песенникоф. Имя ей было Света.

Я, сидя с отобранной у лашкоф новенькай гитарой, затянулся модным «кэмэлом», прищурил от дыма адин глаз и решил – эту надо брать «ланфрен-ланфрой». Все, пиздец канешна, через десять минут аццкого перебора бояры она смотрела на маи волосатые ноги в кетайских шлепанцах с такой нежностью, что яйца виртелись пот кожей как в парилке.
Однако не спешите искать строчке, как я иё наклонил пряма за шторай, и, не переставая наигрывать на гитарке «я хочу быть с табой», ебал до утра, и она кончила 28 раз, а я тринаццать. Оставим это месным фонтастам, а веть наша исторея правдива и нетипична.
В тот вечер я ограничелся тем, что заронил в иё правенцыальную неакрепшую душу мощный заряд симпатии, напился как скот, ебал Зою ис Сургута с пятого этажа (одна палка кстате, правда и ничиво кроме правды) и заснул в еёной комнате с чувством выполненного долга. Паследние сабытия канешна праисхадили без участия Светы.

Через неделю я был, как и следавало ожыдать, таржественна приглошон на типа какой-та день рождения этой бля Светой, у падруги штоли её или чо, не помню адинхуй. Ну предлог кароч, все ж панимают. Вопщем, в 19.00 в общаге филфака миня ожыдают бутерброды со шпротами, картофельнае пюре, вотка и малоденькая песда с пикантным хохолком на лобке. Хохолок это кстате модна было тогда.
А чо делать до 19.00 молодому ынергичному человеку? Причом есле недалеко от нужной общаги имецца жэстяно-стеклянный бар с приличным разливным пивом, па-божески разбавленным, а баблосы есть? Ну ясен хуй.
И вот к указанному времени я настока наебенилсо этого пива, что не мог сидеть. Апять жэ бутерброды из чорного хлеба с селедкой и луком добавили нюанса к моему дэзодоранту «Хиз». Но жэнтельмен всегда приходит вовремя и ниибет.
Сам этот празднек я помню смутно, были какие-то испуганные тосты, были беганья в магазин за водкай этих нерасчотливых ссыкух, были такие жэ как я приглошонные залетные ёбари, обречонно смотрящие на щастливые ебасосы своих избранниц. Канешна, не всем первокурсницам так везет – и в инстетут поступить, и с такими бля рибятами познокомиццо. Вот бы сучки из музыкальной школы увидели!
Я почти все время бегал в блочный туалет сцать и курить, поэтому дохуя чего не помню, в один из таких путешествий йа вернулсо, а все уже разбежались по норам, а «моя» Света по-хозяйски деловито сдвинула две койки вместе и стояла перет зеркалом в одной блузке и ф трусах. Руками она чото там трясла перед лицом, отчево блузка задралась и два колыхающихся полушария жопы меня загипнотизировали моминтально.
Я предусматрительно запер дверь, с томным взглядом бандероса подошол сзади к типа индиферентнай Свете и вжался ширинкой между пышных булок, взращонных на свойской сметанке и маминых блинчиках, хватко облапал за цыцки. Она наигранно ахнула и прикрыла глаза, йа лихо развернул иё к себе и впился в дёсны, думая: «Ах ты ж ёбаное пиво, чо ж так сцать-то хочецца..»
А Света в это время наверняка думала: «Скорей бы он меня выебал хоть как-нибудь и съебнул, надо историю религии пачитать к завтрему. Наташка с зависти повесицца!»
Но мы оба упорно продолжале прелюдию. Что за слово кстате дурацкое блять? Но, какгрицца, щястье не бывает бес конца, так и в нашем случяе. Остатки адежды палетели в разные стороны, мы с рычаньем и страстью пребольно упали на панцырные сетки, изабражая бляццкае непотребство и думая каждый ап своём.
Первые десять минут Света наверное думала, какой я сдержанный и заботлевый партнёр, аднака когда прелюдия перешагнула полчаса, до ниё чотко дошло, что даже па сталичным меркам это дохуя и чото не так. Я же настока хотел сцать, что даже ног своих не чуфствовал, не то что там какого-то полметрового бугристого хуя (тоже своего, гыгы).

Я низаметно рукой опследовал свой хуй и осознал, что он пачимута да сих пор висит, да и то неуверенно и обречонно. «Это какой-то позор…» - па-швондеровски решыл я и смело нырнул в Светину пелотку. Вдруг, думаю, сработают инстинкты, запах свежей пиздятенки там, феромоны, эндорфины, ну и дедовский способ никто не атменял – пока лижешь клиторец, низаметна пытаешься раздрочить хуишко. Ну неужели никто себя не вспомнил, а, мАчос, гыгы?
Дохлый номер, бля. Я ужэ был готов не па-гардемарински встать и выйти чтоб оросить месный туалет очередной порцией жыгуля, но саседки затеяли в совмещонном узле стирку и сваими громкиме неуместныме реплеками даже перекрывали наши сладострастные стоны.
«Мрррррр…» - изображал я сгорание от нетерпения, «ооооааааааа!» - вертела еле влажной песдой на пальце моя крепышечка, сверля миня непанимающим взглядом.
«Может, между кроватей попробовать насцать неслышно? Вот счас хуй промеж матрацев всуну, клитор засосу, а сам нахуярю на пол тихонько…» - перебирал в уме варианты я.
«Может, я плохо целуюсь? Или он импотент? Зачем тогда в институте учится, сволочь? Надо было Маринкины трусы надеть все-таки, она говорила, в них точняк выебут, проверено…» - патихоньку переключалась на бытовые вапросы Света.
- Мне срочно нада… покурить – смело сказал йа.
Света устало откинулась на подушку, отчего песда с хохолком призывно закачалась на панцырной сетке. Я смотрел на ето зрелище, как обожравшийся раньше времени гость смотрит на внезапно внесенное блюдо с осетриной на гриле. Блять, сегодня нахуй не надо, а вот завтра бы…
- Открой окно и кури тут – разрешила Света.
«Сука блять колхозная» - зло падумал я и неуверенной походкой подклецал к окну. Ебааааать, у меня есть план, мистер Фикс! Дрожащими руками я открыл большую фрамугу, задернул за спиной штору, удобно положил хуй на подоконнег и прикурил сигоретку. Вот тут-то рибята и появилась так вами любимая «тугая струя». В тот мамент я хател, чтобы это ни канчалос никагда.

Внезапно снаружи превратились все пиздежи этих недоделанных прачек и стало тихо, каг в мавзолее. В нашу дверь раздалсо мощный уверенный стук, сопровождаемый уверенным голосом «Откройте, милиция!».
Света заметалась по комнате, собирая свои лифчеки и блузки, а я цынично курил, ждал чо будет и сцал, ибо остановицца тупо не мог. Света даже не успела включить свет (охуенная фраза я щитаю), как мент за дверями скомандовал: «Анна Ивана, все ясно, давайте ключи», дверь широко открылась, загорелас лампочка и зондер-команда из вахтерши, ночного коменданта и мента из охраны общаги увидели пасреди комнаты Свету в нарядной блузке, но с голой натертой моими заботлевыми руками песдой.
Всйо праизашло так быстро, что я тока успел выплюнуть сигарету и быстро павернуцца лицом к апаснасти, как настоящий рыцарь. При этам я нечаянна абернул свой мощный торс в штору, как Федя из «приключений Шурика» в обои. Усилием нечеловеческай воли йа остановил процесс сцанья. Пачти сразу жэ. Ну, кароч, не больше маленковского стакана я ещо выпрыскнул перед этой невежлевой публекой в штору.
От вида мумии у окна, у которой в районе хуя явно родничком расплываеццо пятно сцанины, вахтерша с комендатшей охуели, а мусорог гордо приосанелся, мол, вона как действует паивление человега в форме на обычных людей.
Не хачу подробно аписывать десять минут обычного позора, кагда вам обоссаному приходицца бродить по комнате в поисках одежды и отвечать на ниприличные вапросы. Аказываецца время уже перевалило за 24.00, а мой студенческий белет по синей лавке так и продолжыл лежать на вахте с пометкой «Света Хуепопова, ком. 324», и эта бляццкая кавалькада ходила и выгоняла диверсантов из вверенного им оплота нравственности.
Вот так йа поебался (с)
А Свету эту, наглядевшись в тот вечер на иё песду, вскоре стал поёбывать тот самый мусорок, а «потом ани пажынились» (с). И все ето – правда, поцоны.

Инкогнето