Метель. На всём белом свете не осталось ничего, кроме этого снежного водоворота. Лезущего липкими мохнатыми щупальцами за ворот куртки. И это ноябрь, самое начало. Не ласково пришёл праздник. А собственно и праздника как такового нет. Просто очередная великодержавная задница, решила подменить канувшее в лету 7-е ноября, жалкой подделкой. День примирения! Ну что ж, идём примиряться. Васька по плотнее запахнул полы кожанки, отворачиваясь от ветра, закурил и неспешно побрёл к дому. Вчера знатно покуролесили с дружками-сослуживцами. Нинка в курсе, ещё накануне предупреждена. Ваське дали премию, и первое место по объединению. Место принесёт надбавку к зарплате не менее пятнадцати процентов каждый месяц, а премия, тут Васька плотоядно облизнулся, сама по себе равна его годовому жалованию. Так что Шевроле-Лачетти в кармане. Деньги Васька ещё с вечера отдал Нинке на ответхранение. По пьяни всякое может случиться. И предупредил, что вернётся не ранее, чем к следующему вечеру. По крайней мере, позвонит перед выходом. Предстоящий вечер сам по себе незауряден. Как ни как пять лет совместной жизни. Нинка купила торт и шампанское. Но главное твёрдо пообещала, что её мама, Мария Семёновна, Васькина тёща и сука по совместительству, присутствовать не будет. Зайдя в круглосуточный чепок, мужчина взял два по сто и бутерброд с селёдкой. На запивку стакан томатного сока. Сегодня без запивки не проканает. Под прицелом жалостливо-брезгливого взгляда продавщицы, он махнул в себя сотку, и тут же в догон залил её по верху тёплым соком. Отдышавшись, откусил кусочек бутерброда и медленно жуя, прислушался к ощущениям. Процесс пошёл. В желудке потеплело, из груди поднялась приятная ласковая волна. Привычно глянув на часы, Васька зафиксировал шесть тридцать утра. Рановато, Нинка ещё спит. Ну да ничего, он тихонечко… Серой мышкой, чтобы не разбудить благоверную, Васька отпер своим ключом дверь квартиры. На цыпочках прошёл в комнату к жене, и обмер. На смятых простынях, абсолютно голенькая, лежала его Нинка, а рядом с ней, в одних часах примостился какой-то мужик. По внешнему виду ну совсем не Васька. Любовники спали настолько крепко, что даже не услышали Васькиного прихода. Рука мужчины покоилась в Нинкиной развилке, словно бы человек грел озябшие пальцы. Первым движением хозяина квартиры было броситься на кухню и, схватив топор для разделки мяса, искромсать всё и вся к чёртовой матери. Он даже увидел, как стальное лезвие врезается в плоть, как со всхлипом брызжут алые струи… Зайдя на кухню, Васька сел на табурет и закурил. На столе стоял торт, не откупоренная бутылка Шампуни и графинчик с домашней настойкой. Набулькав себе полный стакан, Васька залпом махнул пойло и задумался. Пять лет совместной жизни, пять лет отношений, ожиданий детей. Совместные поездки по турпутёвкам, вечера перед телевизором под рюмку «Боровинки». Всё козе под хвост. Васькин взгляд затуманился, он не сразу понял, что плачет. Смахнув слезу, он уставился на оконную решётку. Ещё в начале лета «благоверная» настояла, и мужчина вставил на все окна эти противотанковые приспособления. Ну что ж, так тому и быть. Человек поднялся, подвинул табуретку ближе к столу и, сняв штаны, влез на неё верхом. Оказалось очень даже удобно. Скопившиеся с вечера каловые массы не заставили себя ждать, и аппетитными кренделями легли на белую скатерть, рядом с тортом. Подтеревшись салфеткой, Васька слез со своего шестка. Затем он взял кисточку, которой Нинка смазывала вынутые из духовки пироги. Сопя и кривясь от довольно таки едкого запаха, он в течение трёх минут рисовал. Наконец, когда картина была закончена, он отступил на пару шагов назад и полюбовался своим художеством. На крахмальной скатерти, неровными буквами, нарисованными говном, было сказано: С юбилеем, любимая! Вынув из торта свечу, Васька зажег её и вставил в наиболее выступающую кучку исходного материала. Достав из холодильника большую бутыль Олейны, он старательно облил всё, до чего дотянулись руки. Припасённая на потом, десятилитровая канистра бензина ушла на диван и палас в большой комнате. Затем всё так же не торопясь, он поджёг занавески… Выйдя на лестничную площадку, он тщательно закрыл за собой стальную дверь на все обороты и, попыхтев с минуту, обломил внутри замка ключ. Закурив, он прислушался. За дверью слышалось тугое гудение сгорающего воздуха. Нажав кнопку звонка, он долго ждал, наконец, услышал топот босых ног по линолеуму и зажатый вскрик. Удовлетворённо хмыкнув, Васька пошарил в карманах и вынул на свет семь измятых сторублёвок. Надо бы похмелиться, как следует, пока не началось…
|