ОНА:
«Здравствуй. Послушай, хватит преследовать меня. Между нами ничего не может быть, и мы совершенно разные! Я тебе не подхожу. Оставь меня в покое. Пожалуйста.
Ольга»

ОН:
«Олечка, как же мне приятно было получить твое послание! Девочка моя! Знаю, что люблю тебя очень по-собственнически. Хочется, чтобы ты вся принадлежала мне. Безраздельно. Понимаешь? Чтобы думала только обо мне, дышала мной, спрашивала совета. И я жутко ревную.
Это желание обладания тобой доходит до гротескных форм: хочется съесть тебя, чтоб ты стала только моей. Ну, или, по крайней мере, выебать пожестче, чтоб у тебя не оставалось сил даже думать на сторону. Ты же ветреная, очень ветреная. Я могу потерять тебя… И что же мне тогда делать? Ведь ты — смысл моей жизни. Если смысл (то есть ты) уйдет, мне придется умереть… А я не хочу умирать. Я хочу жить. Ты не смеешь уйти. Я просто не отпущу. Это уже вопрос моей безопасности, моего инстинкта самосохранения. Надеюсь, ты теперь понимаешь, почему тебе придется быть со мной всегда? Понимаешь, почему я не дам тебе покинуть меня? Ты не посмеешь меня бросить, не посмеешь убить меня. Если же ты задумаешь это сделать, то это будет означать для меня угрозу жизни. А я говорю: я хочу жить. И буду бороться за жизнь до конца. Ведь мне нечего терять, кроме своей жизни, которая и так хочет уйти. Поверь, мне легче знать, что ты валяешься на полу избитая и думаешь, что я — мразь, чем осознавать, что твои мысли заняты кем-то еще. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я. Ты ведь такая умненькая, толковая девушка. Умная и прекрасная. Как я люблю тебя! Ты не представляешь…»

ОНА:
«Слушай, ты. Ты просто болен! Отстань! Что тебе надо? Не смей ко мне приближаться! Я написала заявление в милицию и теперь тебя посадят! Понял, урод? Держись от меня подальше, свинья больная!»

ОН:
«Детка, так печально то, что ты пишешь. Наверное, предыдущее письмо тебя ужаснуло. Но все в нем — правда. Я не хочу врать тебе. У меня нет секретов от моей любимой девочки. Это мои убеждения, и я не хочу скрывать их от тебя. Видишь: я — сама честность. Вся моя душа перед тобой нараспашку.
Сейчас во мне нет никаких собственнических чувств, не бойся. Сейчас я люблю тебя как Ангела. Да ты и есть Ангел, моя красавица. Как хорошо, что ты есть на этой планете! Я люблю тебя. Люблю. Знай, что ты — самое дорогое в моей жизни. И чтобы ни случилось — помни, есть кто-то, чья любовь к тебе никогда не угаснет. Что бы ни случилось. Я так люблю тебя. Я всегда буду любить тебя, сука».

* * *

«Что там у нас?» — устало поинтересовался следователь, и склонился над трупом.
Ольга никуда не ушла, после того, как убила ЕГО. Да, убила — просто заколола ножом. Как свинью! Лишь такой смерти и был достоин этот больной ублюдок! А она просто защищалась. Милиция обязана это понять.
Сейчас Ольга сидела в наручниках неподалеку. Лицо, руки, платье — все заляпано ЕГО кровью. Нож забрали как вещественное доказательство.
Но у нее тоже есть доказательства! В милиции лежит заявление о ЕГО угрозах. И письма — эти мерзкие письма… Она все их передала следователю. После того, как сама же и позвонила «02» — сообщить об убийстве.
«Я просто защищалась!— лихорадочно думала Ольга. — Это просто самооборона. Они поймут. Они разберутся. Это самооборона. Самооборона».
— Что она там бубнит? — спросил подошедший стажер у стоявшего рядом оперативника. Тот с отвращением зыркнул на Ольгу:
— Да хуй знает, ебанутая — сразу видно. Самооборона, говорит. Вот же придумала! Пиздец искромсала. Крови — как на мясобойне…
— Какая еще самооборона? — недоуменно переспросил стажер
— Да хуй ее знает. Вот дала бумажки — сказала его письма с угрозами.
Стажер в непонимании уставился на бумаги, изрисованные разноцветными крючками и фигурками.
— Письма с угрозами, блядь, — покачал головой опер и презрительно сплюнул. — Я хуею! Письма, блядь, с угрозами, а?! Как тебе? Он, блядь, в свои три года и говорить, поди, толком не умел! Какие нахуй письма?! Йобнутая воспиталка...

Жена Насрая