- Я не пью. Я не пью. Я не пью, - медитировала я про себя, пока добиралась до ресторана, где собиралась поздравить любимого братца с днем рождения. Тут вдруг я вспомнила про его жену, даму, к которой я стараюсь относиться как к слегка умалишенной, и приуныла. Последние несколько дней мое жалкое воображение было потрясено ее глубокомысленными заявлениями по поводу пирсинга пупка.
Моя пятнадцатилетняя племянница, Манюня, попросила разрешения проколоть себе пупок, на что злая мачеха с умным видом изрекла: - Тебе нельзя! Ты родить потом не сможешь! Манюня покосилась на ее беременный живот, пупок которого, прошу заметить, был проколот и, скрывшись в своей комнате, позвонила мне.
Узнав о такой особенности, я, стараясь не ржать, потому что воображение мне рисовало жуткие картины (например, как живот братовой благоверной во время родов вдруг лопается до самых щек), отправила Манюне в аську несколько ссылок, где вполне понятно было написано, что пирсинг никак не влияет на зачатие. Через некоторое время Манюня снова позвонила, и шепотом, давясь от смеха, прошептала: - Ле-е-елька, теперь она говорит, что я не родить не смогу, а вообще забеременеть! Что делать? - Ты и так не забеременеешь, дорогая, потому что у тебя уже уши проколоты. Так что бояться нечего. А то, что мачеха твоя сейчас беременна – какое-то недоразумение. Похихикав, я пообещала племяшке, что при случае поговорю с братом.