Но в те, другие, минуты (часы?) она словно бы отрывалась от основной ткани ее мира. Отрывалась от вечно недовольного Юры, убегала из квартиры, где отбывала повинность Порядка и Чистоты, скобля и вытирая до блеска каждый сантиметр их жилища. В мире теней же ее не преследовали кастрюли и шум стиральной машины.

А еще там был Он.
- И назову тебя я Ларой. – (его мягкий баритон распахивал свои объятия и она куталась в них, словно в плед).
- Но меня зовут не так – (эта ее растерянность, когда он называл ее новым именем, была ли она наигранной?)
- Зовут. Ты слышишь как звучит это слово? Буквы не просто так складываются в слова, в их звучании сокрыто не только значение слова, но и его смысл. Зовут. Значит - они. А это я. И я – называю. Хорошо?
- Хорошо. Лара. Куда мы пойдем сегодня?
- Не пойдем, а полетим, Лара. Мы будем впитывать сегодняшнюю ночь, до последней капли, мы будем искать ее в самых дальних закоулках крыш.
- Хорошо – улыбалась она.

Он вызывал доверие. С ним было хорошо.
Она не называла его по имени. Ей казалось, что узнай она его имя и назови его хоть раз, то ей потом будет не отделаться от мыслей, что его именем могло быть…

…Юра.
Недовольство. Он всегда недоволен и всегда ворчит. Четыре стены – вот его суть и основа, ему никогда не узнать радости прогулок по крышам.
- Я пожарил яичницу. Хотел есть, а дома ничего не было.
- Прости, любимый. Я смотрела на ночь.
- Ты опять ходила на крышу? (тревога?)
- Да… (безмятежность?)
- Ты можешь так простудиться. Держи, вот твои витаминки, выпей их, это поможет тебе не заболеть.

Он, тот, который ни за что на свете не мог быть Юрой, не любил, когда она пила витамины. В эти дни он хмурился, уходил и пропадал. И порой его не было целую неделю.
- Где ты был? Я вчера пришла на крышу, а тебя не было. И позавчера.
- Уезжал, извини. Пойдем.
Он брал ее за руку и они снова шли гулять по крышам и слушать ночь.

Могло ли так продолжаться долго? Нет. И оно не продолжилось. Она (Лара? Марина? Ольга?) подозревала, что Юра догадывается о том, что она ходит по крышам не одна. Юра… Его четыре стены могли закрыть ее от мира, от крыш и от Него. Она чувствовала опасность, идущую от Юры (угроза?)
- Привет. Ты задержалась сегодня. (плед-баритон)
- Да так, нужно было решить один вопрос. (безмятежность?)

Та ночь была не такой волшебной, как предыдущие. В ней чувствовался какой-то кислый привкус. Словно тошнота. Она шла по крышам, старалась смеяться, но все равно слышала звуки спазмов, которые издавал Юра. И кислый вкус-запах…
Ночные тени не хотели обнимать ее как раньше и тот, кто называл ее (Ларой? Мариной? Ольгой?) был необычно молчалив и… недоступен.
Мир теней, безумным хороводом кружился вокруг нее и чем-то, что было не разумом, она понимала, ей не выбраться из этого хоровода и звуки другого мира надолго останутся не с ней.

Он, тот, который всегда был Юрой, приходил к ней регулярно. Ровно столько, сколько разрешали им встреч, столько и приходил. Положив на парковую скамейку скромную передачку, он брал ее за руку и сидел, не отрывая взгляда от ее глаз, в которых скользили облака. Он смотрел на нее и ему казалось, что в последний раз он ее видел не здесь. И не на крыше.

Он видел ее, по настоящему видел – в приемном покое, куда их привезли одновременно. Его – после того, как она его отравила. Ее после падения с крыши.
(покой?)

© Ammok