Вот и стал я думать, как с ней счёты свести. С жизнью, то есть. Хотел было повеситься – перерыл всю квартиру, верёвку искал. Нет нигде. Тогда снял бельевую на балконе. Жена, конечно, в истерике будет, что снял. Но, с другой стороны – мне-то уже всё равно будет. Ходил я с этой верёвкой, ходил, куда её цеплять, ума не приложу. Люстра, и та на соплях держится, да и подумал потом, какой я некрасивый буду – язык – бе, вывалился синий такой, глаза выпученные. Непривлекательно как-то. Жена пришла, начала орать про эту верёвку. Ну, я ей ничего не сказал, чтоб не расстраивать раньше времени.

Ну, ладно, думаю, сигану с восьмого этажа. Я на восьмом живу. Очень удобно. Мельк, и в лепёшку. А перед смертью, как раз ощущение невесомости и свободного полёта почувствую. Вышел на балкон, закурил, посмотрел вниз. Не, думаю, ни фига не выйдет. Страшно. Меня, наверное, четверо будут скидывать – вспотеют. Так упираться буду. Высоты боюсь очень. Помню мы на крышу залезли…нет, не буду рассказывать. Стыдно как-то. Да, и опять же, буду такой лежать, поломанный весь, мозги на асфальте такие – шмяк, фу, гадость какая. Не солидно как-то.
Пистолета у меня отродясь не было, даже в руках не держал никогда. Я же в армии не служил никогда. Статья у меня такая, не везде на работу возьмут. А из военкомата вообще шваброй гнали. Говорят, уходи и забудь адрес.
Вены резать – больно и долго. Да и в ванной буду весь разложившийся, вздутый, мухами облепленный. Не для меня это.
Полез в аптечку, там полпачки анальгина и таблетки от поноса, или для поноса. Если от поноса – это ещё ничего, а если для поноса – увольте. Умереть и обосраться не хочу. Стыдно как-то. Не рискнул.

И, вот, однажды решил, а умру я просто так. Лягу и умру. А почему нет? Буду лежать и представлять, как умираю. Как сердце останавливается, как замедляются нейтроны в мозгу, как душа из ушей вылетает. И умру от силы воли. У меня сила воли – ого-го. Я однажды три дня не курил. Сказал себе – не буду курить. И не курил.
Дождался я, когда жена на работу уйдёт и занялся приготовлениями. Опорожнился на всякий случай, душ принял, побрился, ногти подстриг. Надел свои лучшие штаны, рубашку белую, которую лет пять не одевал уже, галстук нашёл. Снял с антресолей парадно-выходные штиблеты. Я их всего три раза одевал за столько лет. Когда к Филимоновым ходили, в парк, салют смотреть и просто так, мерил.
Нарядился, посмотрел на себя в зеркало – красавец. Такой в гробу будет лежать – залюбуешься.
Лёг на диван, закрыл глаза и стал представлять, как я умираю. Лежу, представляю, настраиваю себя на нужное настроение. Мечтаю уже о лужке с павлинами. Через полчаса чувствую – пружина в спину давит. Так неудобно лежать – ужас. Дивану нашему лет двадцать уже, конечно, не то что пружины повылезают, а и вообще, развалиться должен уже был давно. Мешает мне эта пружина сосредоточиться. Ворочался, ворочался, Лёг на пол. Твёрдо. Что за напасть. Постелил себе подушек. Вроде бы ничего. Лежу, умираю.
Чувствую – что-то не умирается. За окном – ребёнок бешеный вопит, за стеной соседи ругаются. Кричат друг на друга, как резаные. Я встал, постучал им в стену. Так они, нет, чтоб умолкнуть, на меня кричать начали, чтоб не вмешивался в их личную жизнь. Паразиты какие-то.
Ладно, думаю, насовал себе в уши ваты. Слышно, конечно, но не так отвлекает. Умираю, и думаю, что в справке напишут после вскрытия? Умер по собственному желанию? Умер силой воли? Силой мысли? Умер от жизни? Представил, как жена меня увидит, и сразу расстроится – на кого ж она теперь орать будет? А может, обрадуется. Конечно, обрадуется. Думает, не знаю я про её шашни с Пастуховым. Знаю. Всё я знаю, только доказать не могу. Ну, и пусть. Пастухов ей быстро ума вставит. Он свою первую в могилу свёл, и за меня отомстит. Хотя, не факт. Моя тоже не подарок. Вон до чего меня довела. Считай, убила.
Лежу, ребёнок орёт, соседи посуду бить стали, муха противная всё норовит на нос сесть. Не обращаю внимания. Руки на груди сложил, и пытаюсь дыхание замедлить. Ничего не получается. А тут ещё и курить захотелось. Встал, покурил на прощание, опять лёг. Не приходит смерть, как ни тужусь. Уже и дыру в стене представлял, из которой свет манит, и как парю над своим телом – не помогает.
Совсем отчаялся уже, и вдруг, понимаю, что я умер. Вот те раз! Вот так легко, взял, и на тот свет. Вижу, стоит возле телевизора ангел. Красивый такой, в белой простыне, крылья сияющие и нимб над головой. Держит за руку ребёнка. Ребёнок вырывается, кричит, что не хочет домой идти. А он держит его крепко, но нежно.
Посмотрел на меня ангел и погрозил пальцем. И говорит: «А ты в нашу личную жизнь не лезь, понял? А то сейчас приду и рога поотшибаю». Зло так говорит. Думаю, странный какой-то ангел. Говорю, ну, что пора мне? А он такой, раз, и на выход. Ушёл в коридор и принялся во входную дверь стучать. Потом в звонок позвонил.

Я и проснулся. Тьфу, думаю, это же я не умер, это же я задремал. А в дверь звонят и звонят. Встал я, пошёл открывать. На пороге Санька с пятого этажа. Говорит, идём, у меня есть деньги, совсем немного до бутылки не хватает. Добавляй, закуску бери, и выходи, я, мол, во дворе буду. А чё это ты вырядился? Именинник, что ли? Так давай наливай.
Нет, говорю, не именинник. У меня сегодня жизненно важное мероприятие. А сам думаю, пойти, что ли, выпить с ним немного, для усиления работы силы воли? Но потом сказал решительное нет. Знаю я эти бутылки. Это же может до ночи затянуться. Пацаны подтянутся, и пиши-пропало. Прости, Саня, сегодня без меня. Он так подозрительно посмотрел, пожал плечами и ушёл.
Я опять лёг, пытаюсь сосредоточиться. Тут телефон звонит. Я прямо психанул. Вскакиваю, трубку хватаю и только матом собрался сказать нехорошее слово, как на том конце автомат неприятным женским голосом заговорил. Мол, у вас задолженность за воду. Немедленно оплатите. Тьфу ты, что ты сделаешь. Не дадут умереть спокойно.
Лежу опять. Скучно уже стало. Думаю, может спуститься к Саньку всё-таки. Может, успею. Не думал даже, что смерть такая нудная штука. Скукотища, да и только. Жизнь, думаю, какая бы плохая не была, а всё ж веселее. Но, нет, думаю, хочу павлинов и кормёжку бесплатную. Потерплю. Скучать – не лопатой махать.

Ну, и, в общем, опять умер, то есть заснул. Сладко так, снится мне, как я в детстве змея запускал. Мамка покойная приснилась, красивая такая. Дружбан мой школьный, Федька, не помню уже фамилию. Как в Анапу с родителями ездил. Сплю, и думаю, это не сон, это вся моя прожитая жизнь передо мной проходит. Так всегда бывает, когда умирают.
И тут, слышу сквозь сон, кто-то дверь ключом открывает. Вот она, и пришла, смертушка за мной. Лежу, глаза закрыл, чтоб не видеть её косы и пустых глазниц под капюшоном. А она заходит в комнату и остановилась. Стоит надо мной и не забирает меня. И вдруг, как даст она мне ногой по рёбрам, как заорёт на меня.
- Что ж ты, гад такой удумал, а? Мало того, что спит целый день, так ещё и подушки на пол побросал.
И чего-то голос у неё знакомый. А она продолжает:
- Совсем уже с головой не дружишь? Ты что это на себя напялил? Ты эти брюки гладил, чтобы в них спать? Мамочка, мамочка, почему я тебя не послушалась.

Ну, вот, проснулся я окончательно. Не смерть это, а хуже. Жена пришла с работы.
Открываю глаза и спрашиваю:
- Ты с каких это дел так рано с работы пришла?
- Рано? Ах ты подлец! Уже половина седьмого! Опять весь день проспал? Ты на завод ездил? Ты же обещал сегодня поехать, насчёт работы узнать?
Ну, и пошло-поехало. А я не спорил, нет. Я смотрел на неё и думал, спасибо тебе, милая моя, что от смерти меня спасла. Погиб бы я без тебя. Уже сжимала смерть свою костлявую руку на моём горле, а ты пришла и спасла. Даже смерть тебя испугалась. И так мне хорошо стало, и так я её полюбил, как перед свадьбой прямо. Думаю, хорошо, что я не умер. Чтобы я там без тебя делал среди этих дурацких пингвинов. Или павлинов. Не важно.

(С) goos