М.
Леха отбросил газету на пляжный песок. Нащупал сигареты, закурил.
Толстая тетка с буклями и при купальнике в горошек, тяжело на него посмотрела. Она этакой тяжеловесной наседкой опекала двоих детишек лет пяти — отвратительных, визгливых созданий, не устававших вот уже больше часа швыряться друг в дружку песком.
- Тут, между прочим, дети, — решилась тетка пойти в атаку. Должно быть, какую-то слабину в Лехе увидела.
Леха прищурился, смерил тетку оценивающим взглядом, огладил усы и произнес, усмехаясь:
- Ваши дети, женщина, очень дурно воспитаны.
- Что? — оторопела тетка.
- У меня весь живот в песке из-за ваших чад…
- Вы так свое брюхо, что ли, называете? — Тетка, по всей видимости, была мастерицей словесных баталий. Леху она уделывала с пугающей легкостью. — Песочек-то вы смоете. А вот дым ваш в организме детском осядет. Смолы, тяжелые металлы в нем. Сами травитесь, так хоть детишек не мучайте.
- Ладно, — капитулировал Леха, вминая окурок в песок.

- И вообще, на пляже надо запретить курить, — развивала тетка успех. — А то у женщины в соседнем коттедже дети на пляже окурков наелись. Животиками мучились потом. А все из-за таких вот…
У тетки уже образовался круг слушателей: какая-то старая, тощая мымра в бело-желтом чепчике кивала иссохшей головой. Слушала хорошо упитанная мать семейства. Внимала даже ладно скроенная, белокурая девушка лет двадцати на вид.
«Валить надо», — понял Леха, догадываясь, что сейчас, в глазах этих женщин он — чудовище хуже Гитлера.
Ох, не таким видел он свой последний день в Анапе. Еще вчера Леха думал, что эти 24 часа будут исполнены радости, блеска неона, ласк жопастых телок, ресторанной музыки и прочих курортных удовольствий. Но получилось иначе.
Леха мрачно встал с соломенного коврика, подхватил джинсы и направился к раздевалке.
Металлическая урна была чуть ли не до краев наполнена мочой и испускала вонь, от которой резало в глазах. Леха прищурился еще больше.
Металлический лист, из которого была сделана раздевалка, обрывался на уровне Лехиной шеи. Поэтому, снимая плавки и натягивая штаны, Леха в общем-то не терял из вида коврик и барахло на нем. Поглядывал и сейчас.
Однако в какой-то момент Леха застыл. Белокурая девушка, та самая, что слушала теткин словесный понос, стояла и смотрела прямо на Леху. Выражения ее глаз Леха не видел. Глаза были скрыты темными очками. Однако, возможно, девчонка поглядывала на него.
Леха приосанился, пригладил усы, из-за чего чуть не уронил плавки в мочу. Он готов был поклясться, что девушка улыбнулась.
Стало улучшаться настроение.
Еще вчера Леха был настроен совершенно безоблачно. На день раньше улетали домой жена и дочка. Им надо было успеть запастись всем необходимым к первому сентября. А Леха оставался холостяком целые сутки.
Женат Леха был не первый год. Наш герой, конечно же, знал, что на такой случай следует делать денежные заначки. И у него в сумке, как надо, лежали пять тысяч рублей. Лежали, замотанные в носок, на самом дне. Леха знал, что, отправив жену домой, он пустится во все тяжкие. Он уже присмотрел кафушку, где можно было недорого побухать и познакомиться с телочками.
Однако и жена что-то заподозрила. Уже перед отъездом она стала навязчиво бубнить о том, что ребенку — двенадцатилетней Валюхе — не хватает на учебники, школьное платье и еще на какую-то хуйню.
- Может, ты какие-то денежки заначил? — спросила жена.
- Нет-нет! — чересчур поспешно ответил Леха. — Какие еще денежки? Вот у меня четыреста рублей есть.
- Всего четыреста? — Супруга сканировала его пронзительным взглядом.
- А зачем мне больше? — включил идиота Леха. — Пивка попью, да на маршрутке до аэропорта доберусь. Ну, и дома — на маршрутку и метро…
- Ну, да, — не без коварства сказала жена. — Этого в самый раз должно хватить. Точно у тебя больше денег нет?
- Точно. Мамой клянусь…
Утром жена с Валюхой покатили в аэропорт. Леха полез в сумку, достал носок.
Аккуратно свернутый, лежавший на том же месте. Но — пустой…
- Блять! — хрипло выдохнул Леха.
Достал мобильный, стал набирать жену.
- Слушай, ты у меня из сумки… э-э… ничего не забирала?
- Деньги, что ли? — усмехнулась супруга.
«Она! — понял Леха. — Она, пиздища, забрала!»
- Ну…
- Ты же, Леша, мамой клялся, что денег у тебя нет, — продолжала стервища. — И теперь выясняется, что у тебя что-то пропало?
- Да нет, — сдался Леха. — Бритвенный станок не могу найти.
- На подоконнике посмотри.
Отбой.
Это было изощренное коварство. Леха глухо матерился, меряя шагами комнатку в коттедже. Что делать? Что, спрашивается? Следовало признать — его поимели. Теперь у Лехи действительно оставалось четыреста рублей. И что с ними делать, блять?
Допустим, здесь двадцатку надо отдать за дорогу до аэропорта. Но в Москве вынь да положь полтинник за маршрутку до метро. Еще и двадцать с лихуем за подземку. И еще двадцатку — за маршрутку от метро. А еще пожрать утром надо будет. Рублей на сто — сто двадцать. И что остается?
…Леха застегнул джинсы и бросил из раздевалки на красотку взгляд, исполненный светлой печали.
«Ничего не выйдет, маленькая, — мысленно обратился он к девушке. — Хотел бы я тебя поебать, но тебя же надо в кафе вести. Кормить-поить. А у меня — полторы сотни всего свободных».
На душе было мутно. Леха понимал, что за свои деньги сможет купить совсем немного плохой водки. Хотелось завыть.
Забрав с пляжа коврик, Леха пошел к набережной.
- Извините! — услышал он вдруг мелодичный голос. — Вы на мою тетку не обижайтесь, ладно? Она, может, и вредная, но добрая…
Леха оглянулся. К нему обращалась та самая девчонка в темных очках, которая поглядывала на него в раздевалке.
- Э-э… — оторопел Леха.
- У нее заскоки просто бывают, — улыбалась девушка. — Меня Катей зовут.
Она протянула руку.
Леха осторожно пожал тоненькое запястье. Хрипло представился.
- У вас усы такие, — вдруг сказала Катя. — Как у Сальвадора Дали…
- Как у Буденного! — поправил Леха.
- Ну, или так, — мягко согласилась девушка. — Но мне усатые мужчины нравятся…
Она выжидающе смотрела на Леху.
«Может, сходим куда-нибудь? Посидим? Пообщаемся?» — эти слова так и норовили сорваться с Лехиного языка. Лехе хотелось их произнести. Но разум протестовал. Разум велел челюстям стиснуть Лехин язык, чтобы не болтал наш герой лишней хуйни. Как посидишь на сто пятьдесят рублей? Только на пляже, с пивом и дошираком всухомятку…
Забудь, Леша… Думать не смей до следующего года…
- Может, сходим куда-нибудь? — спросила девушка. — Посидим? Пообщаемся?

Ж.
Катя заметила этого мужика еще на пляже.
Мужик был усат. Притом, усат нелепо. Колючая поросль над верхней губой казалась будто наклеенной.
Он читал газету, щурился.
Большинство девушек нашли бы этого мужчину не то, что неинтересным, но даже отталкивающим. Целоваться с усатыми — противно и вовсе не сексуально, что бы там мужики себе ни воображали. К тому же выражение глаз… Подозрительное, какое-то прощупывающее. Катя знала, что именно такое выражение образуется у мужчин, когда они раздевают тебя глазами.
Катя ощущала возбуждение. Кому-то усы и прищуренные глаза могут не нравиться.
Пусть. Но в Кате они будили глубокие, тайные и потаенные желания.
Когда мужик закурил, и опекавшая детишек тетка клещом вцепилась в него, принявшись опускать с никотиновых небес на землю, Катя осмотрела его с ног до головы. Неухожен. Плавки убогие. К тому же безымянный палец правой руки окольцовывала белая полоска. Обручальное кольцо, значит, снял. Женатик.
Понятно…
Мужик зашевелил усами, погасил окурок, ретировался в раздевалку.
Катя смотрела на него и понимала, что он — не из того разряда мужчин, которые могут подойти к тебе сами. Может, он робеет. Или жена рядом. Или тупо нет денег. А, может, налицо комбинация всех факторов.
В любом случае инициативу придется проявлять самой.
Усы и прищуренные глаза… Нельзя, никак нельзя упускать носителя таких фетишей, которые (Катя это уже чувствовала) пробуждают в ее естестве вход в бездну ярких чувств.
Катя накинула легкое платьице и перехватила мужика на выходе с пляжа. Извинилась за тетку.
Звали его Алексеем.
Несмотря на то, что Катя проявила инициативу при знакомстве, мужик не торопился куда-нибудь ее приглашать.
- Может, сходим куда-нибудь? — спросила девушка. — Посидим? Пообщаемся?
- Э-э… ну, можно, — замямлил мужик. — Только, понимаете… Денег-то у меня почти и нет…
- А вы не переживайте! — улыбнулась Катя. — У меня в номере коньяк стоит. Дагестанский. Поллитра. Хватит нам попьянствовать?
- Ну… — Алексей явно оттаивал. — Да хватит, конечно!
«А вдруг у него еще и хуй такой, какой нужно?» — предположила Катя.
Хорошо, что она надела платье. Иначе, пожалуй, все увидели бы, что ее трусики вдруг промокли.
Вероятность того, что она получит искомое, была велика. Ее вполне устроил бы чуть кривой, обрезанный хуй. Или длинный и тонкий, со шкуркой над головкой. Или… Да были, были еще варианты.
- Вы кем работаете? — спросила Катя.
- Можно и на «ты», — усмехнулся Алексей.
- Ты кем работаешь, Леша?
- Преподавателем, — сказал он.
Это было невероятно. Стопроцентное попадание.
Катя ощущала, что по-настоящему дрожит от возбуждения. Да что там — ее просто трясло.
Усы. Глаза. Профессия.
Невероятно…
Предвкушая немыслимые удовольствия, она чуть не прослушала его вопрос.
- А ты, Катя? — спрашивал он. — Ты кем работаешь?
- В медицине, — ответила Катя. — Врачом скоро буду.
- А! — осклабился Алексей. — Как в сериале «Интерны»? Как я с него ржу…
Если бы не усы, не глаза — Катя послала бы его куда подальше. Но таким подарком судьбы нельзя было пренебрегать.
- Слушай, Леша, — перебила она скомканный, щедро сдобренный гыгыканьем пересказ одной из серий. — Только у меня просьба.
- Ага?
- Мы к тебе пойдем пьянствовать, ладно? У меня тетка — мужиков не любит. Ну, ты сам ее сегодня видел…
- Да, — хмыкнул он. — Та еще тетушка…
- Я сейчас в гостиницу за коньяком сбегаю. Подождешь меня?
- Ну, конечно! — улыбался Алексей. — Грех не подождать…
- Я мигом! — пообещала Катя и помчалась к многоэтажному, белому отелю.

М.
Леха стоял у отеля и сам не верил своему счастью.
Ведь только что, буквально несколько минут назад, он ощущал себя жалким неудачником.
А что теперь?
А теперь ему хочет налить реально охуительная телка. Да только ли налить? В гости напрашивается.
Отчаяние стремительно переродилось в эйфорию. И теперь во всей Анапе, наверное, не было человека, более счастливого, чем Леха.
«Подожди радоваться, — вдруг сообщил ехидный внутренний голос. — Весельчак нашелся… Если она так сразу дает, то кто она? Правильно. Блядь. И не только тебе она так наливает. И себя предлагает не тебе одному. А если так, то от нее можно подхватить — что?»
- Целый букет, — ответил Леха сам себе. — Вот же ёбаный стыд.
Лучше было даже и не задумываться о том, что сделает с ним жена, если он привезет из Анапы, допустим, триппер. А двенадцатилетняя Валюха какими глазами будет смотреть?
«Что же делать?» — думал Леха, возвращаясь к привычному состоянию угнетенной паники.
Он оглядел улицу, на которой стоял. Отель, круглосуточные магазинчики. Аптека.
«Вот! — подумал Леха. — Надо бы туда сбегать, резинок купить, что ли?»
На душе в который раз возникло тоскливое чувство. Это же пятьдесят рублей, вряд ли меньше. И что у него остается?
Леха сплюнул, закурил.
В принципе, на гондоны у него хватало. Ему-то и нужен, наверное, всего один. Хотя продадут, скорее всего, упаковку. Надо не забыть остальные выкинуть. А то жена вопросы ненужные задавать начнет. И Валюха осуждающе смотреть будет…
«Ладно!» — подумал Леха, направляясь к аптеке.
- Леша! — услышал он за спиной.
К нему направлялась Катя. В руках девушка держала бутылку дагестанского коньяка.
- Ты куда-то собирался? — спросила Катя, лукаво подмигнув.
- Да нет, — поспешно забубнил Леха. — Я просто… ну… прогуливался… Ноги затекли…
Надо ли говорить, что он чувствовал себя полнейшим кретином.
Катя взглянула в том направлении, куда он чуть было не пошел.
- О, аптека! — сказала она. — Подожди меня еще немного. На вот, коньяк подержи. Мне надо туда на минутку заскочить. Ага?
Леха провожал ее взглядом и понимал, что снова стал счастлив.
«Умница девочка, — думал он. — Понимает, что у мужика денег на гондоны нет. Сама проблему решает, а не гундит, как некоторые».
В эту минуту он искренне жалел, что женат. И почему нельзя бросить все, и уйти к этой девочке. Как бы они с Катей были счастливы!
Леха упивался осознанием того, что почти уже любит эту девчонку.
Вскоре она вышла из аптеки, что-то пряча в сумочке.
- Ну, пошли к тебе? — сказала она. — Ты далеко живешь?
- Да нет, — ответил Леха. — Вон в том пансионате, за поворотом.
На курортный город падали сумерки. Зажигались фонари. В уличных кафе начинали завывать музыканты.
Леха жил как раз рядом с одним из таких кафе. Сам-то он ничего против не имел. Напившись пива или чего покрепче, он мог бы спать хоть под грохот канонады. Но жена проела ему весь мозг:
- Зачем в такую дыру завез? Нельзя сделать, чтобы они не пели? Купи нам беруши!
И все прочее в том же духе.
Иногда Лехе снилось, как он откручивает супруге голову.
Самому ему музыканты нравились. Он им даже порою подпевал.
- Нам сюда, — Леха провел Катю в узенькую улочку за кафе.
Дальше был забор пансионата, калитка, аллейка, ряд домиков.
Леха открыл дверь коттеджа, поставил на стол два пластиковых стаканчика. Тот, на дно которого налип бурый осадок, взял себе.
- Простенько и со вкусом, — сказала Катя.
Она явно чувствовала себя здесь, как дома. Забралась с ногами на постель.
«Че-о-орные глаза!» — доносилось из ближайшего кафе.
- Наливать? — спросил Леха.
- И немедленно! — откликнулась Катя.
Леха скрутил пробку, понюхал коньяк, пахший, как и положено, раздавленными клопами.
Благородная жидкость с бульканьем полилась в пластмассу.
- Ну, за знакомство! — произнес Леха.
Они с Катей мягко стукнулись стаканчиками.
Леха выпил, и по его телу прокатилась жаркая волна.
- Иди сюда, — сказала Катя. — Что ты стесняешься, усатенький?
- Земля в иллюминаторе, — запели в кафе лабухи. — Земля в иллюминаторе… Земля в иллюминаторе видна…
Когда Катя расстегивала Лехе джинсы, наш герой действительно ощущал себя астронавтом, готовым к выходу на орбиту. Когда же обняла губами хуй, Леха оказался в космосе. По телу разливалось блаженство. Сладкая пронизывающая невесомость.
Но куда приятнее было осознание того, что ему будет, что рассказать мужикам в курилке. И, главное, это будет правдой.
- Подожди! — вдруг спохватился Леха. — А… э-э… резинки?
- Ты заразный, что ли? — спросила Катя.
- Я-то нет…
- Ну, и я тоже, — улыбнулась Катя.
«А зачем же она тогда ходила в аптеку?» — подумал Леха.
Но эта мысль за несколько секунд растворилась в сладком тумане.

Ж.
Ни в какую гостиницу Катя не побежала. На самом деле она жила чуть дальше, за отелем. Примерно в одном квартале.
Следовало торопиться.
Катя открыла свою сумку, извлекла оттуда один предмет, который, скорее всего, очень скоро ей пригодится. Прихватила и бутылку коньяка из холодильника. Ее Катя решила нести в руках.
Девушка поспешила обратно.
Поспешность оказалась оправданной. Алексей куда-то уходил.
- Леша! — окликнула его Катя.
Проследив направление его взгляда, она увидела вывеску аптеки.
«А кстати!» — подумала Катя.
Усыпить бдительность нового знакомого оказалось совсем не сложно. Тот стоял совершенно счастливый, баюкая в руках коньяк.
Дрожа от возбуждения, Катя протянула женщине в аптечном окошке рецепт.
Дама-фармацевт с сомнением посмотрела на бланк, потом на Катю.
Девушка стояла, стараясь, чтобы на ее лице не отражалось ни одной эмоции.
Покупка закончилась успешно. Женщина-фармацевт что-то записала в журнал, протянула Кате ее приобретение.
- Спасибо! — любезно проворковала Катя и покинула аптеку, забрасывая покупку в сумочку.
Теперь девушка была готова.
Алексей жил в достаточно убогом пансионате, в маленьком, невзрачном коттеджике.
Катя поняла, что, несомненно, он останавливался здесь с женой. Имелся ряд почти незаметных невнимательному взгляду нюансов. Седы помады на салфетке под кроватью. Забытая на столе шпилька. Еле уловимый аромат духов.
Алексей открыл коньяк, чокнулся с Катей пластиковым стаканчиком.
Девушка ощутила горячую волну возбуждения.
Если разобраться, от экстаза ее отделяла лишь тоненькая, совсем хрупкая грань.
«Сейчас! — думала Катя, пытаясь сдержать возбуждение. — Уже скоро!»
Удостовериться в том, что хуй — тот, что нужен, она решила самым возбуждающим способом.
И тут ее ждало разочарование. Увы. Хуй был — не тот. Не длинный, не обрезанный. А короткий, словно коренастый.
Жаль.
Хотя трех фетишей тоже хватит с лихвой. Усы, глаза, профессия.
Чуть не доведя Алексея до разрядки, Катя быстро вынула хуй изо рта, сжала его пальцами у основания и по-кошачьи выгнулась.
- Поцелуй меня! — проворковала она.
Алексей колебался. Наверняка думал какие-то свои глупости. Типа она хуй только что сосала, как же мне с ней целоваться?
Робко и нерешительно усы Алексея двинулись к Катиным губам.
Катя шевелила языком в его рту, испытывая немыслимое блаженство, соприкасаясь с языком и одновременно с усами.
Она словно превратилась в сгусток возбужденных нервов.
Поэтому, когда Алексей вошел в нее, Катя больше не могла сдерживаться.
Наслаждение обрушилось на Катю, как мощная струя водопада. Тело кололи маленькие иголочки. По жилам пробегали электрические разряды.
Оргазм получился быстрым и мощным.
- Еще, — стонала она. — Еще!
Алексей был, несомненно, удивлен и польщен таким развитием событий. Мужики вообще падки на лесть. А когда им льстят женщины, они всегда принимают сказанное за чистую монету.
Катя понимала, что этот тип сейчас думает про себя, будто он суперсамец. Ну, и пусть думает…
Второй оргазм оказался менее сильным, но более вдумчивым.
Теперь Катя вспоминала, что значили для нее усы, прищуренные глаза, профессия учителя.
Она вспоминала Сергея Прохоровича, учителя физкультуры. Его липкие объятия. Поцелуи. Трение о губы прокуренных, вонючих усов. Вспоминала свой ужас и боль. Но теперь боли нет. Катя научилась делать из страдания — блаженство. Надо лишь переступить через страх, стать выше. Надо смеяться над кошмарами своей персональной преисподней.
Сергей Прохорович — учитель, обладатель усов и прищура во взгляде — тогда, десять лет назад изнасиловал ее в раздевалке.
Ему ничего не было. Катю — молодую и неопытную он запугал. Тем более, что Катя шла на золотую медаль. Сергей Прохорович, усмехаясь в усы и буравя ее прищуренными глазами, произносил жестокие и страшные вещи: если она проболтается, медали не будет. Будет позор и изгнание из школы.
И Катя поверила. Долгими годами пережитые страдания изводили ее, мерещились ночами.
Но теперь Катя знает, как это побеждать.
- Еще! — стонала она. — Давай! Еще! Еще! Еби меня!
Алексей был только рад стараться.

М.
Такого с Лехой не случалось с самой молодости. Впрочем, и молодость была настолько давно, что уже почти стерлась из памяти. Тогда он мог заниматься сексом ночи напролет. И в какие-то моменты, перед самым оргазмом, перед его внутренним взором, где-то под веками, возникали фантастические райские пейзажи. И молодому еще Лехе думалось, что круто было бы там и остаться. Но сладкие ощущения проходили, и Леху вышибало в реальность. Хотя на пике этих ощущений ему казалось, что он трогает Бога за бороду. Бог жил где-то там, в этом пространстве.
А потом был законный брак, и райские ощущения забылись. Их будто бы стерли из памяти нечистым ластиком, от трения которого образуются грязные, похожие на пыль, комки.
Однако сейчас Леха вдруг вспомнил все, как Шварценеггер в одноименном фильме.
Девчонка кончала так бурно, что Леха и сам словно бы заряжался от нее энергией. Лехин хуй двигался размеренно, как кривошипно-шатунный механизм в двигателе внутреннего сгорания.
Чем дальше, тем меньше мыслей оставалось в Лехиной голове. В какой-то момент ему стало казаться, что он полностью обратился в хуй. А вокруг — лишь наслаждение. Невесомое, эфемерное и оттого драгоценное.
А потом был взрыв. Леха трясся и стискивал плечи девушки, покрывал поцелуями ее потную шею, грудь.
- Спасибо! — шептал он. — Спасибо!
В свои права вступала убогая реальность. Возник неказистый интерьер курортного домика. Продавленная койка. Грязные стекла. Стол. Стулья.
Возвращение оказалось нерадостным. В голову закрадывалась всякая стремная хуйня.
«А зачем я ей понадобился? — вдруг подумал Леха. — Я же, в принципе, никто. Внешне — не красавец. Все эти дни на меня ни одна телка даже и не посмотрела. А Катя — прямо сразу запала. Зачем? Что во мне хорошего?»
Леха прочистил горло и хрипло спросил:
- Катя, слушай, я вот думаю…
- О чем? — улыбнулась Катя. Ресницы ее мягко порхнули вниз, будто крылья райской птицы.
- Ну, я вот — немолодой мужик. Не красавец… Почему ты на меня запала?
Девушка задумалась словно на секунду.
- Мне усы твои понравились, — сказала она. — И глаза. Серьезно…
- Ну, ты даешь, — засмеялся Леха. — А мне жена все говорит: «Сбрей усы, позор-то какой».
- Надо выпить, — решительно произнесла Катя, выбираясь из-под Лехи.
- Да, я налью, — Леха принялся натягивать плавки.
К его огорчению, Катя и не думала останавливать этот процесс. Это значило, что секса больше не будет? Или же это не значило вообще ничего, а Леха просто загоняется?
Они еще раз стукнулись пластиковыми стаканчиками.
- Х-хорошо! — выдохнул Леха. — Знаешь, чего я сейчас хочу больше всего на свете?
- Чего? — вскинула Катя тонкие, изящные как хвостики колибри, брови.
- Чтобы никогда не кончалась эта ночь…
Лабухи в кафе тут же завопили: «Я так хочу, чтобы лето не конча-алось!»
- Это невозможно, — грустно улыбнулась Катя. — Она кончится. И очень скоро…
- А я не хочу, — Леха налил еще. — Завтра мне в Москву. Дымную, вонючую. А там и первое сентября. И дебилы все эти в школе. Я здесь хочу остаться. Ничего не знать, не видеть. Знала бы ты, как я этого хочу.
- А знаешь, — вдруг прищурилась Катя. — Есть один способ.
- Способ остаться здесь? Смеешься?
- Способ растянуть эту ночь, — ответила Катя. — Растянуть ее можно почти до бесконечности. Тебе эта ночь покажется вечностью.
Леха покосился на койку. Пошло, в духе какого-то идиотского анекдота про поручика Ржевского, пошутил:
- Всегда готов, сударыня.
- Не спеши, — ответила Катя. — Время еще есть. Только имей в виду одну вещь.
- Ага.
- Похмелье будет горьким.
- Мне ли, — усмехнулся Леха в прокуренные усы, — не знать, что такое похмелье. Его можно вылечить…
Промелькнула практичная мысль о сэкономленных деньгах. На пиво хватит, и не ебёт.
- Ну, не буду спорить, — очаровательно пожала плечами Катя. — Ну, так как? Ты готов?
- Конечно.
Катя подняла с пола сумочку, открыла ее, достала оттуда одноразовый шприц и какую-то ампулу.
- Наркота? — подозрительно прищурился Леха.
- Да, — лаконично ответила Катя.
- Не, Катюх, я не по этой части…
- А ты пробовал?
- Ну, нет.
- Так попробуй.
- Я, пожалуй…
- Эх, мужики! — закатила Катя глаза. — Сами храбритесь, петушитесь. А как до дела доходит, так и в кусты…
- Ну, ладно, — нерешительно произнес Леха.
Катя перетянула его руку жгутом и заставила сжимать пальцы.
- Молодец, — произнесла она, сделав контроль, после чего впрыснула в Лехину вену содержимое ампулы.

Ж.
В какой-то момент Катины планы оказались под угрозой срыва. Девушка поймала себя на том, что начинает проникаться симпатией к этому усатому мужику.
Симпатия была иррациональна. Но, если разобраться, женщины — во многом существа иррациональные, и некоторым их поступкам не стоит и подыскивать объективных причин. Их просто нет.
Катино сердце вздрогнуло, когда Алексей, уже после секса, спросил: а чем он ей понравился? Кате стало его жалко. Да так, что казалось, будто внутри раскаленной колючей проволокой провели.
Но потом мужик потянулся за бутылкой, и все снова встало на свои места. Вернулась брезгливость.
Настала пора пьяных откровений. Алексей сокрушался, что ему надо ехать домой, в застланную чадом Москву. Он не хотел, чтобы эта ночь кончалась.
И тут настало время действовать. Катя достала ампулу с раствором дроперидола, который она приобрела в аптеке, по рецепту.
Вообще-то Катя рассказала Алексею не всю правду. Она действительно была врачом, но — ветеринарным. Дроперидол активно использовался при некоторых операциях. Например, кастрации животных. Содержимым половины ампулы можно было успокоить огромного пса. Боли животное не чувствовало. Пребывало в сознании. Однако и пошевелиться не могло. Целая ампула — надежно обездвиживала человека.
- Ты хотел знать, что же мне в тебе понравилось? — сказала Катя, убирая шприц в сумочку.
Она смотрела в глаза мужика. Он уже не щурился. Глазные яблоки двигались из стороны в сторону, словно Алексей читал какие-то невидимые письмена.
- А я рассказала тебе не все, — продолжала Катя. — Когда мне было пятнадцать лет, меня изнасиловали. Сделал это человек, похожий на тебя. Он тоже работал учителем. У него были усы, как у тебя. Взгляд, в точности, как твой. Понимаешь?
Глаза вращались.
Алексей пытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь нечленораздельный хрип.
- Я понимаю, что ты ни в чем не виноват, — улыбнулась Катя, доставая из сумочки скальпель. Именно его, помимо коньяка, она взяла из своих курортных апартаментов. — Но я слишком долго и слишком сильно страдала. Страдала по вине человека, очень похожего на тебя. Со временем моя боль стала утихать. Я научилась даже смеяться над ней (а это было очень сложно, поверь). И теперь я хочу, чтобы и ты научился смеяться над болью.
Катя провела перед лицом Алексея блестящим, тонким скальпелем.
Мужик принялся моргать.
- Была вероятность, — негромко продолжала Катя, — что твой хуй окажется таким же, как у того подонка. Была… Но — можно сказать, тебе повезло. Твой хуй совсем не похож на тот, что я помню.
Слезинка одиноко покатилась по колючей, несвежей щеке.
- Так что не все так плохо, — улыбнулась Катя. — И не плачь. Это совсем не больно.
Она аккуратно, двумя пальцами взяла Алексея за верхнюю губу и принялась срезать с его лица усы. Скальпель двигался ровно, лишнего не захватывал.
Через несколько секунд кусок плоти с волосяной щеткой лежал у Кати на ладони. Он походил на крохотную мочалку.
- И совсем не больно, — сказала Катя. — Правда ведь?
Она достала из сумочки полиэтиленовый пакетик с клапаном и поместила усы внутрь. Затем достала ватный тампон и стала промакивать кровь.
- Я не хочу, чтобы ты истек кровью, — сообщила она. — Я хочу, чтобы ты жил, научился мириться со своим страданием. А, может, и смеяться над ним. Может быть, ты даже научишься получать из страдания удовольствие. Как пришлось научиться мне…
Сейчас Алексей напоминал зомби из дурного фильма ужасов. Катя быстро достала кривую хирургическую иглу и принялась накладывать швы на оставшиеся под носом лохмотья кожи.
- Молодец, — сказала Катя, покончив с наложением швов. — А теперь я ампутирую тебе язык.
Появилась еще одна слезинка. Это значило, что мужик все понимал.
Катя разжала его зубы и ухватилась пальцами за кончик языка.
Накладывать швы в ротовой полости оказалось сложнее. На некоторое время Катя даже стала опасаться, что Алексей захлебнется кровью. Пришлось упереть его лбом о край стола и смотреть, как черная кровь хлещет изо рта.
Катя ощущала усталость. Она вытерла пальцы салфеткой и взяла из пачки на столе сигарету. Затягиваясь удушливым дымом, Катя думала, что наложить швы на остатки языка — самая, пожалуй, сложная задача. Но она справится…
Затушив окурок, Катя взялась за дело. Правда, то и дело приходилось склонять голову Алексея к полу, чтобы дать крови вытечь.
По завершению процедуры Катя чувствовала себя полностью вымотанной.
Музыканты давно уже умолкли. Занимался рассвет.
Впрочем, оставалась сущая ерунда.
- Ну, а теперь займемся глазами, — улыбнулась Катя.
Мужик смотрел настолько взволнованно и испуганно, что по Катиному телу разлилась жаркая волна возбуждения.
Наркоза хватит еще от силы на час, понимала Катя.
Впрочем, дел оставалось минут на пятнадцать.
Катя раздвинула Алексею веки и погрузила лезвие под глазное яблоко. Сейчас скальпель словно бы сделался продолжением ее чутких пальцев. Катя нащупала канатик, связывающий глазное яблоко с мозгом, аккуратно перерезала его, извлекла глаз из черепа. Поместила в пакетик с клапаном.
- Ну, вот, — просияла она. — А ты боялся, наверное?
А вот на другой глазнице рука дрогнула. Лезвие прорезало тоненькую оболочку глаза. Содержимое яблока стало вытекать наружу. Казалось, что из черепа мужика выползает медуза.
- Вот черт, — нервно сказала Катя.
Впрочем, ее трофеев должно было хватить и так.
Перед тем, как уйти, она уперла лоб Алексея в поверхность стола. Когда сюда войдут люди, они еще некоторое время будут думать, что обитатель коттеджа смертельно пьян.
А Катя будет уже далеко…

М.
Когда девчонка достала скальпель, Леха не верил в реальность происходящего. Голос ее доносился откуда-то издалека. Прямо как во сне. Или как в фильмах, где звучит закадровый голос. Катя вроде как говорила про каких-то насильников. Ему захотелось вырваться, убежать. Однако сделать этого Леха не мог. Ему казалось, что девчонка просто шутит. Леха чувствовал, как в уголке глаза появляется жалкая, беспомощная слеза.
«Это и есть сон! — пытался убедить себя Леха. — Она меня чем-то уколола, и мне все мерещится».
Боли не было. Правда, совершенно странным образом ощущался холод от скальпеля. Сталь приятно холодила кожу и… и то, что под кожей.
«Быстрей бы кончился этот сон!» — думал Леха, когда Катя стала хватать пальцами его язык.
Где, как не во сне, могло происходить такое? Однако очень уж гадким, неприятным был этот сон. Леха вдруг стал задыхаться. Воздуха не хватало до тез пор, пока Катя не облокотила его лбом об столик.
Леха смотрел на черную жижу, вытекшую у него изо рта, и думал, что всегда так: сначала хороший, интересный сон, но по концовке — обязательно хуйня.
Когда же девчонка полезла скальпелем ему в глаза, Леха захотел сказать:
«Ну, ладно, хватит! Буди меня давай!»
Он так и не понял, будила его Катя или нет. Внезапно все вокруг погрузилось в темноту.
Леха чувствовал, что снова лежит головой на поверхности слова. Запертое в теле сознание металось, охваченное ужасом.
Лишь какой-то вредный голос внутри нашептывал, что пробуждение будет вовсе не радостным. А это похмелье окажется, пожалуй, самым худшим из всех, что Лехе доводилось переживать.

Ж.
Кое-что, сказанное Катей Алексею, правдой не являлось. Например, толстая баба с двумя детишками вовсе не приходилась Кате теткой. Катя, признаться, вообще впервые видела ее. Девушка всего лишь использовала эту бабищу для того, чтобы познакомиться с интересующим ее мужчиной.
Когда Катя вернулась в свои апартаменты, было без нескольких минут пять утра. Ложиться спать смысла уже не было. Катя стала быстро собирать вещи.
Пакетики с усами, языком и глазом она положила в термос, крышку которого плотно закрутила. Конечно, так себе конспирация, но за неимением лучших вариантов можно и использовать.
Катя решила, что домой отправится, пожалуй, поездом. Если ее вдруг станут искать и поднимут информацию по кассам крохотного анапского аэропорта, неприятностей не оберешься. Гораздо безопасней отправиться поездом. Притом из Новороссийска. Договориться с проводницами — пусть определят на какое-нибудь койкоместо. А то в кассе билетов сейчас, конечно же, не купишь.
…Расслабилась Катя уже в вагоне. Она уже знала, как проведет время в дороге. Она будет спать. Спать до самой Москвы. Ну, иногда вставать, заглядывать в вагон-ресторан. Еще она будет курить в тамбуре и мечтать о новых жизненных перспективах.
Это могло показаться странным, но сейчас Катя была совершенно счастлива.
Трудно поверить, но еще полтора года назад девушка была на грани отчаяния. Она даже хотела свести счеты с жизнью.
Причин было сразу несколько. Хуйня на работе, где до Кати доебывался начальник — толстый урод по фамилии Сусленко. Полная хуйня в личной жизни: полугодовой роман с богатым женатиком Ильей наконец-то оказался бесповоротно разрушен. Отсутствие денег, перспектив, счастья. Впереди Катя не видела для себя никакого будущего.
Умереть она решила быстро и без боли. Выписав сама себе рецепт на снотворное, она направилась в аптеку у метро «Академическая». Там, впрочем, как и всегда, стояла долгая очередь. Но Кате было все равно. Впереди ее, если разобраться, ожидала вечность. Несколько минут не играли никакой роли.
- Одумайся, девонька! — вдруг произнес голос позади.
Голос был женским, насыщенным интонациями, густым.
Катя обернулась и увидела старушку, лицо которой было скрыто платком.
- Знаю, что ты хочешь сделать, — говорила бабуля. — Остановись.
- Бабуль, вы меня ни с кем не путаете? — усмехнулась Катя.
- А ты не хами. Какая я тебе бабуля? Зови меня матушкой…
- Хорошо… э-э… матушка… А откуда вы знаете, что я задумала?
- Э-э, девонька, я столько таких, как ты, навидалась. Не глупи. Если хочешь, научу, как счастья достичь.
Катя ни на грош не верила бабке, однако позволила увлечь себя во дворик массивного сталинского здания. Девушка знала, что все равно сегодня умрет. Почему бы не поболтать перед смертью?
Но всякие мысли словно смело ураганом, когда Катя увидела лицо этой бабули.
Сначала Катю поразило то, что у нее не было рта. Вернее, он был, но располагался как-то уж совсем странно. Рот был с мягкими морщинистыми губами и тянулся от носа к подбородку. По обе стороны этого странного органа речи росли пучки волос.
«Да это же… это же… мамочки!» — мысленно ахнула Катя.
- Теперь-то веришь? — произнес вертикальный рот.
- Верю, — кивнула Катя.
- Богиня я, — немного сварливо произнесла старуха. — Поклоняются мне. Хочешь, и ты можешь поклоняться…
- Богиня, — хихикнула Катя. — Никогда бы не подумала.
Сейчас больше всего на свете ей хотелось убежать куда подальше.
- Стой, не суетись, — остановила ее пиздоротая богиня. — Знакомиться давай. Меня Пиздой-Матушкой зовут. А тебя?
…Богиня мягко и доходчиво объяснила Кате, что ей следует делать.
У всех мужчин, которые причиняли Кате зло, существовала какая-то отличительная особенность. Усы и прищуренный взгляд у одного. Аккуратная, похожая на монашескую тонзуру, плешь- у другого. Кривой, обрезанный хуй у третьего.
- Ведь бесилась ты, когда это видела? — спрашивала Катю Пизда-Матушка.
- Ну, да. Да! — соглашалась Катя.
- Вот то-то! — кивала богиня. — А знаешь, почему? Потому что вся сила этих мужиков в этих деталях, в этих фетишах заключена. Помнишь сказку: смерть Кощея в яйце?
Катя нервно захихикала.
- А ты не смейся, — сварливо прервала Катю Матушка-Пизда. — Вся правда в этих сказках. То, что тебя в мужике раздражает, силу содержит. А ты должна эту силу чувствовать, и на свою сторону ее переводить.
- А как?
- Поебушки ты должна с тем мужиком устроить. И удовольствие получить от того, что тебя раздражает.
- Странный какой-то рецепт, — фыркнула Катя.
- Это не все еще, — продолжал жуткий рот старушки. — Потом ты должна лишить мужика той части тела, где у него сила.
- Убить, что ли?
- Нет, убивать нельзя, нельзя! — замахала старушка руками. — Наоборот, надо, чтобы он в живых оставался. Чем сильнее он мучиться станет, тем больше силы в амулетах евойных. Поняла?
- А что с ними делать потом, с этими амулетами?
- Мне приносить, что же еще. А я твои желания выполнять буду.
- Любые?
- Ну, разумные и взвешенные…
- А как же я вас найду, м