В реанимации дядя Гоша не пил, как-то не до этого было. Мешали то врачи, то капельницы, то частые потери сознания. Но на третий день, после перевода в общую палату, слегка окрепший организм встрепенулся, прислушался и сильно удивился. «Какова, собственна, хуя?», - спросил организм, и дядя Гоша устремился. Пробив тумбочки соседей и ординаторскую на наличие хоть какого-то бухла и нихуя не обнаружив, он стал подкатывать яйца к санитарке. Игриво ухватив в углу старую клячу за морщинистую жопу во время мытья пола, дядя Гоша получил грязной тряпкой по ебалу, вместо спирта, и не найдя выхода из этого тупика трезвости, нашел выход из больницы и съебнул налегке. Терзаемый абсистентным синдромом, он завалился ко мне с утра и с выпученными глазами возопил, будто на него снизошло прозрение: - Я место вспомнил, где прошлой весной канистру пятилитровую со спиртом зарыл! А там щас как раз карась пошел. Надо ехать. Глядя на его полосатую пижаму без единого кармана, я догадался, что одеждой и стартовым капиталом на организацию экспедиции он собрался разжиться у меня. - С тебя харчи и дорога, с меня – горючее. Я там пригубил только, литра четыре должно остаться. Всего на два дня веселья, делов-то, - железным аргументом добил веселый алкоголик, и мы поехали. С самого начала все как-то не заладилось. В пригородном автобусе место дяде Гоше досталось у окна, но рядом с очень бойким мальчиком. Его везли к дедушке-китайцу выкатывать яйцом болезнь Дауна, но, глядя на усеянную веснушками, постоянно лыбящуюся в два зуба, придурковатую рыжую морду, мне показалось, что тут даже китайская медицина будет бессильна. Мальчик любил петь и материться. И то и другое он проделывал неожиданно громким и трескучим, от какого-то сука попугая, голосом. Разнообразные фразы, с шипением и треском вылетали из него, как из старого репродуктора: - Аррляяята учатся летать! - Какого хуя стоим, бляди?- добродушно обращался он ко всем. - Не бузи, водила! Паварррачивай, мудак, паварррачивай! – тут же комментировал он действия зазевавшегося водителя. - Куда сумки прешь, овца? Куррррва! Кррр….Кррры… Крылатые качели летят, летят, лееетяяят… - вертя огромной башкой, вещал веселый мальчуган. Особо нервные пассажиры и хозяйка сумки были очень недовольны. И тут он заметил моего попутчика. - О, Буратино! – вдруг заорал он, и дядя Гоша вздрогнул. - Слиффка! – заливаясь хохотом и слюнями, завопил мальчонка и тут же с силой крутанул влево и вверх и без того удлиненный соседский нос. Ахуевающий от боли дядя Гоша не разделял детского восторга по поводу «слиффки». На красном носу образовалось блестящее синее пятно величиной с вишню, которое болело и без того помятой внешности явно не украшало. За полчаса пути он успел выписать длинноносому соседу еще четыре сливки, две саечки за испуг и один раз лизнуть в ухо. Наконец, при очередной носовой атаке двузубый копчегоид получил короткий удар с локтя по еблищу и тихо просопел в подлокотник до конечной остановки. Подъехав еще километров десять на попутке, мы прибыли в указанные дядей Гошей ебеня. Первым делом разбили палатку и начали поиски. Старый дундук точно не помнил дерева, под которым зарыл свое сокровище, и всю дорогу вспоминал метку, которая к тому времени заросла к хуям. Стали рыть наугад. Сосны подступали к самому берегу, на котором вскоре нарисовались два рыбака. Заметив двух людей, с энтузиазмом обкапывающих по кругу лесные деревья, один из них покрутил пальцем у виска, а другой еще долго ржал, как парнокопытное, пока они не скрылись из виду. Часам к двенадцати солнце жарило во всю, и мы, вспотевшие и трезвые, обсапав к тому времени кусок размером с небольшую рощу, увидели штук двадцать туристов-пионеров, непонятно какого лешего забравшихся в эту глухомань. Учительница остановила группу и, указывая на нас, как Ленин, восхищенно сказала: - Посмотрите, дети, как надо любить природу! Я в бешенстве отбросил лопатку и попиздовал рыбачить, а старый пират не сдался и, в конце концов, нашел канистру, но блять совершенно пустую. Не хватало только записки с благодарной надписью «спасибо». И тогда он загрустил: хоть я и поймал несколько увесистых лещей и пару карасиков, рыбалка, по его выражению, накрылась канистрой. Он бесцельно тынялся по берегу, пока не налез на корягу и не пизданулся в костер с ухой. Горячая жидкость хлынула на легкие штиблеты, и дядя Гоша заголосил ошпаренной свиньей. После чего, кряхтя и матерясь, сел сушить свои вонючие носки над костром, нанизав их на конец длинной ветки. Нейлоновые потняки, естественно, загорелись, и горящие ароматные капли полетели в котелок с заново поставленной ухой. Издали наблюдая за добавлением такой оригинальной приправы, я заорал, как пожарная машина, а старый мудозвон невозмутимо взмахнул палочкой, и носки, описав высокую дугу, приземлились прямо на палатку. Пока я добежал, в ней уже зияли две огромные дыры. Нужно было как-то сваливать. Мобила высвечивала одно деление сигнала сети. -Алло, скорая? У нас тут на рыбалке человека контузило. Как? Динамитом. Да какой браконьер?! Просто придурок. Да, сильно. Как проехать, могу объяснить, - и дав подробные инструкции, как нас найти, я положил трубку. Ближе вечеру дяде Гоше стало хуже: его заметно потряхивало, и к моменту приезда скорой он сидел на пригорке и без конца распевал то заунывную песню погорельца, в которой «враги спалили ридну хату», то, ни к селу ни к городу, «владимирский централ» Слова и мотивы у него почему-то переплетались, и выходило, что «весна опять пришла и лучики тепла спалили ридну хату». К моему облегчению и восторгу, из машины вышла удивительно красивая для этих мест медсестра, и домой ехать мне резко перехотелось. - Здравствуйте, девушка! Мы вас заждались уже. Вас как зовут? - Светлана Васильевна, - приятным голосом строго ответила она и внимательно посмотрела на выводящую дикое соло синеносую фигуру на холмике. - А меня Алексей. Очень приятно. А вон то - дядя Гоша, очень хороший человек. Недавно из тюрьмы вышел, - галантно представил я наш дуэт, - А где контуженный? - Он и есть. Не видно, что ли? - Понятно…Бела горячка, как обычно. Вася, забирай. Твой клиент, - крикнула она в сторону машины, и огромный санитар резво настиг рыпнувшегося было в кусты певца. Я пробовал протестовать против такого диагноза, но все было бесполезно, да и компания намечалась приятная. Дядю Гошу, как куренка, за шкварник закинули в «скорую», куда, сказавшись родственником, залез и я. Так дядя Гоша снова загремел в больницу, из которой долго потом выбирался. Но это уже другая история. © mobilshark
|