Она зашла, скинула куцую лакированную курточку и сложилась пополам от кашля. Отдала долг продавщице, показала ей полиэтиленовую скатерть, которую только что получила в подарок от дальнобойщика. Покрутили эту ерунду в руках и приспособили накрывать булочки, чтобы не зачерствели.

— Во мужики, а! Вместо бриллиантов полиэтиленовые скатерти дарят, — шутя, говорит продавщица и косится на меня.

— На хрен мне бриллианты, я сама как бриллиант. Тёть Тамара, налей чаю.

Взяла свою личную, большущую кружку, села за столик и принялась искать сигареты. Я протянул ей пачку.

— А это журналист, — говорит с гордостью тётя Тамара. — Из Киева путешествует.

— Журналист, говоришь? — косится на меня Ксюша, — Журналист… Я б тебе, журналист, столько историй рассказала…

— Ну, так расскажи, — я пересел за ее столик. — У меня времени много.

Ей тридцать пять, она проститутка. Ее услуги стоят 300, 400 или 500 рублей в зависимости от сложности. Сама родом из Казахстана, хотя родных мест не помнит. Наполовину украинка, наполовину казашка — это то, что знает о родителях. Росла в детском доме. Первый срок получила за угон мопеда, сидела в детской колонии.

Не бухает и не колется. С гордостью показывает чистые вены. Сама сохранилась вполне, фигура есть, только худая, на лице скулы режутся.

— Это я после родов похудела. Мальчика этой весной родила. Не выжил… Я, беременная, до последнего на трассе стояла, всю зиму. Мож, поэтому…

Последний срок — десять лет — Ксюша отсидела за убийство. Топором буквально четвертовала своего сожителя, тридцать пять ран.

— Избил он меня, а потом ножницами в шею два раза, видишь шрам?… — запрокидывает голову, — Соседку позвал, кричит, что я споткнулась, порезалась, скорую… Меня зашили, я там неделю валялась. Сестра его приходила, просила не сажать его. Да не собиралась я его садить… Потом смотрела телевизор, — там в коридоре телевизор, и что-то перемкнуло. Перемкнуло что-то. Не долечившись, сбежала из больницы и сожителя порешила.

— Я, как из тюрьмы-то вышла, на год в загул пошла. Десять лет без мужика, вот подумай. А? Потом пошла на работу устраиваться, спрашивают — почему сразу после освобождения не пришла? — Гуляла, говорю! А что? Десять лет, сами бы попробовали…

У меня от клиентов отбою нет. Один из Германии два раза приезжал, — показывает телефон с безымянными номерами, — Всё клиенты. Телефон новый, за пять тысяч взяла. Мой прошлый дальнобойщик спер, скотина. Посадил в кафе, говорит, жди, закажи там чего, я сейчас, а сам смылся. Сволочь, сумочку увез, деньги, телефон… Ничо, я его еще встречу. Встречу — не то что колеса проколю… Друзей попрошу — они его… Они бомжи, но за меня горой… Говорят — "Ксюха, мы за тебя…"

И кашляет, и кашляет.

— Я без сутенеров работаю. Буду я этих сопляков кормить… Прикинь, щас сутенеры — 19-20 лет, малолетки. Это они меня, тетку, кормить должны… Меня и били тут уже. А я не боюсь, ниче не боюсь. Говорю им — "Ну, прибьете, тут на мое место другая завтра станет". Там за мостом толпа целая девчонок работает. Тоже сами на себя. А жалеть меня не надо. У всех жизнь трудная. У тебя вот, что ли, она легкая? Мне клиенты сразу на жизнь жалуются, а потом уже… У всех она трудная. У всех.

Говорит, говорит, подбородок в руку уперла, глаза закрываются.

— Ты б, Ксюша, приютила человека, а? — встревает тетя Тамара, — че ему в палатку, это ж не по-людски.

— На дачку, что ли? — встрепенулась Ксюша, — Только у меня там света нету. И отопления нету. Зато одеяло новое, пуховое. Чистое, ты не подумай. У меня тут дачка, я ее выкупила за семь тысяч. Зимой там жила, пол ото льда скользкий был.

— Да неудобно как-то…

— Не, поглядь, тёть Тамар! Бродяга, а какой стеснительный… Только ты того, пожрать купишь?… Немного.

Пожрать купили и пошли. Идти — по посадке какой-то, мимо свалки, и правда метров сто пятьдесят. Темный крохотный домик, двор с бурьяном и яблонями, кривая калитка.

— Вот поглядь, порожек, доски новенькие, сама прибивала.

Ксюша стала какой-то стеснительной и суетливой.

— Вот диванчик, нормальный, одеяло чистое, гусиное. Пододеяльника только нет. Да ты не волнуйся, я сюда никого не вожу, ты первый. Тут чисто. Доски на потолке видишь? Это мне друзья делали, я попросила. Они бомжи, но хорошие ребята. А это мишка — глянь, мишка, он стихи рассказывает.

Берет с кровати плюшевого мишку, жмет его, и тот начинает декламировать про елки, шишки, ягодки и мед.

— Это мой друг. Мне его дальнобойщик подарил.

К этому моменту у меня уже ком в горле стоял. Особенно когда мишка этот, единственное существо, с которым она просто спит, в темном холодномдоме начал свои детские стишки добрым металлическим голосом рассказывать.

— А подушки-то нет! И матраца нет… Как же я тебя положу без матраца-то…- Не, ты тут сиди, кури, а я за матрацем. Я раньше тут рядом жила, снимала домик, пока этот не выкупила.

И выскочила. Я взял сигареты, положил в карман нож и вышел за пристроечку. Ну, вот подумайте — проститутка с шоссе ведет вас через темную посадку в какой-то дом, где никто никого искать не будет. Стремно? Есть чуток. Потом она убегает, а вернется сама или с компанией — Бог знает. Потому нож в кармане, и стою за углом.

Нет, вернулась сама. Волокет огромный матрац вскатку, пытается с ним на плече закрыть калитку.

И кашляет, кашляет. В доме света нет, при фонарике ее лицо кажется зеленоватым.

— Диван у меня один, сам видишь. Раздевайся. Приставать начнешь — локтем стукну.

Ксюшенька, дурочка, ну каким локтем? Тебя же от ветра качает. Я раздеваться не стал, на всякий случай. Нож под диван тайком положил. Она разделась, запрыгнула под одеяло, тихо дрожит.

— Холодно.

— Обнять может?

— Обними. Нет, телефон мой подай, я тебе песню поставлю. Про меня. Группу "Воровайки" знаешь, нет?… Вот слушай.

"Не воровка… не шалава… слова такого она раньше не знала…" Ксюша накрылась одеялом с головой, шуршит в темноте обертками от конфеток.

— Ты чего, с конфетой во рту засыпаешь? Зубам хана будет.

— Детдомовская привычка, — хихикает совсем по-детски, — "Рачки" люблю. А ты не любишь? Нас в детдоме заставляли спать под одеялом с головой. Кто высовывался, того линейкой. Слушай, ты только завтра с моими последними рублями не уходи, у меня 500, сегодня заработала. Последние 500 заберешь — найду… Друзьям скажу. И я того, кашлять во сне буду сильно, извини.

Так и заснули.

Проснулся рано. Она спала, прижав к себе мою руку вместо мишки.

Я умылся — кран от поливочной трубы в углу огорода, как только морозы начинаются, его перекрывают. Заварил ей чаю на моей печке. Растер спину спиртом — какой-то дальнобойщик подарил целую бутылку, осталось не больше трети. Она завернулась в одеяло.

— Ты извини, что не провожу, — прогудела Ксюша простуженным голосом, — ты на звук машин иди, ни о чем не думай, ваще.

Я вышел в прихожую, проверил вещи, заглянул в кошелек, пересчитал. Положил ей на тумбочку денег. Не много и не мало, как за гостиницу. И ушел.

© Дмитрий Резниченко "Дневник автостопщика"