Каждый раз, когда я сажусь в самолет, я понимаю, что летать он не может. Нет, точно не может, потому что эта железная коробка с двумя воткнутыми в нее дьявольской силой поперечными железными листами перемещается по небу примерно так же, как Илья-пророк на своей колеснице. Колдовством, то есть. Исключительно, слепой верой пассажиров, сильнейшей магией доброго слова пилотов и аэродинамическими качествами стюардесс.
Впрочем, я к этому уже привык. Человек, он как муха-дрозофила, ко всему привыкает, даже к самолету. Заходя в салон по шаткому трапу, я ловлю на себе взгляды стюардесс: "Ну что, смертничек, покувыркаемся?" причем, "покувыркаемся" - это совершенно ни в каком не в эротическом смысле, вот что обидно. Давно всем известно, что и пилоты и стюардессы специально выращиваются в особых толстостенных стеклянных колбах, и поэтому у них есть жабры и крылья. Крылья - понятно зачем, а жабры - это в случае приводнения на океанскую гладь, где крыльями маши не маши, а лететь долго. Но у пассажиров-то! - у пассажиров ни того ни другого нет! Поэтому их и заставляют пристегиваться ремнями. В страшно секретных преданиях, передающихся из поколения в поколение, говорится о том, что в случае чего, ремни заклиниваются намертво, чтобы орущие в предсмертном страхе пассажиры не мешали крылатому экипажу спокойно покинуть самолет и не путались под ногами со своими соплями и слезами.
Кроме того, лично я уверен, что исключительно садизмом пилотов можно объяснить
...
Фтыкать дальше »
|
Как-то лечу из Москвы во Франкфурт, Люфтганзой. Через проход от меня - совсем древняя старушка, явно под стольник, так как сидящий рядом с ней, как выяснилось позже, родной зять-новозеландец тоже уже явно перешагнул рубеж средней продолжительности жизни. А бабулька - из наших, расейских, решила видать напоследок к дочке в Велингтон слетать. Летит, значит, а к груди прижимает мешочек такой мутно-полиэтиленовый (какие раньше за 7 коп. были), а в нем - серпастый-молоткастый и несколько зеленых купюр. И вот, захотела эта кивина теща пи-пи. И все бы хорошо, да не встать никак - суставы болят, бабушка аж плачет. Ей бы мешочек-то зятьку доверить, а самой отдаться в руки услужливой стюардессе, уже принесшей костыли, и встать с кресла... Ан нет - не выпускает ни за что заветную паспортину из рук, не верит капиталистическому родственничку. А стюардесса (что редкость для Люфтганзы - весьма симпатичная, там обычно либо геи, либо страшненькие наглые тетки) - сама растерялась - и помочь хочется, и сломать старушку боязно. Тут я, оценив вполне подъемный вес бабушки встаю, подхожу к ней и говорю, мол, спокойно, маманя, я - врач, сейчас все сделаю. Беру ее на руки и как невесту несу через весь салон в туалет (а она все держится за свой пакетик). Поставив ее в кабинку и зафиксировав за поручни, говорю, чтобы постучала, когда закончит свои дела. Сам стою на посту, приготовившись к долгому дежурству. И вот - стук. Открываю дверь, а она еще сидит на унитазе и
...
Фтыкать дальше »
|
Вот эту тетрадку с кожаным переплетом девочка Лида, завела в шестнадцать лет. И записывала в нее свои события мысли и переживания всю жизнь. Большую часть мне пришлось опустить, потому что это мало интересные личные записи. В начале жизни - это оценки в школе, результаты сессий в институте, распорядки дня. В конце: рецепты лекарств, посещение больниц, и мало понятные воспоминания. Середины жизни у Лидочки, кажется, не было.
17. 1.- 1953 года.
Друг мой, ты будешь тем, чему я открою свою душу. Я буду рассказывать, вернее, писать обо всем, что я думаю, что переживаю, что волнует меня. Пусть твои листы выдерживают и то, о чем даже мне самой будет стыдно думать.
Пусть останется на память мне (а может быть и другим!) этот дневник, постараюсь сохранить его, что бы когда-нибудь раскрыть и вспомнить это счастливое (?) время.
Я уже в девятом классе, а что я сделала? Да и что я могла сделать – у меня нет определенной цели в жизни. Через полтора года мне поступать в институт, выходить в люди, а я еще не знаю куда.
Не могу сказать, чтобы я была совершенно бездарна. Мне кажется, у меня есть способности, может быть, то есть даже, наверное, талант (кто не тешит себя такими мечтами, без них и жить нельзя) но к чему? Очень ко многому. Я люблю искусство, все изящное, нежное, но не сентиментальное. Я хотела до исступления быть балериной (все девчонки хотят быть ими, особенно сначала), хочу и сейчас правда уже с меньшим пылом.
Когда п
...
Фтыкать дальше »
|
|