В тот памятный летний день на месте пивной скважины, находящейся недалеко от места моего проживания, с самого утра уже собралась вся местная знать — бароны, графы, князья, лорды и герцоги. Публика была, что там говорить, тревожная.
Хотя, среди этих господ находились люди весьма благородные и решительные. За рубль сверху они легко могли наплевать на регалии своих собратьев, и, ебав в рот эту живую очередь из сливок общества, совершить мощный прорыв к заветному окошку, где вечно пьяная особа по имени Зоя нахуячивала пива в любую емкость от пол-литровой банки до смывного бачка.

Посмотрев со стороны на всю эту ёбань, я все же решил не рисковать здоровьем и расстался с рублем, вверив судьбу концессии в руки одного герцога, любезно предложившего свои услуги. Герцог, словно фокусник, испарился в живой пьяной куче, и уже через пару минут я держал в руках две банки пива. Рублем, к сожалению, отделаться не удалось. Герой потребовал смазки доспехов. Пришлось дать отхлебнуть. И вскоре я с пятью литрами волнующей глаза жидкости держал курс на дачу.
Место дислокации было выбрано не случайно. Дело в том, что помочь мне в принятии решения взялись два моих приятеля — Шухер и Казак. Люди эти были не самых честных правил, и после обильных возлияний запросто могли поссать на пару метров дальше унитаза, объяснив это избыточным давлением в системе мочевого пузыря и отказе обратного клапана. А в один из замесов Казак вообще облевал моего пса Рифа, чем доставил ему массу неудобств. И хотя до прихода родителей я успел вымыть и просушить бедолагу, в подсознании псины, похоже, закрались сомнения в отношении вменяемости данного джентльмена, и Казак в тот же час попал в немилость моего ротвейлера. Поняв, что получил черную собачью метку, Казак как-то самозабвенно полюбил природу. И последующие «мероприятия» летом проходили исключительно на моей даче. Ну, а в непогоду мы набирались смелости приходить к Шухеру. Нет, собаки у него не было. Был отец. Иногда я ловил себя на мысли, что Шухер грезил мыслишкой прибиться к какому-нибудь бродячему цирку шапито и колесить с ним (на, типа, дурака Федора Конюхова, которого посадили в яхту, а вынуть забыли), и вернуться домой только тогда, когда папа прикажет долго жить. На то, может, и были причины, но Шухер их не озвучивал. Мы знали, что приходил его папа поздно, изрядно нажравшись, и зачастую устраивал дома «родителеву субботу».
Как бы то ни было, погода шептала. Вариант дачи даже не обсуждался. «За» проголосовали единогласно. Плюсом было и наличие в волшебном шкафчике пару пузырей водки, которые мой папик держал на случай приезда гостей.
В размышлениях я добрался до станции. Долго электричку ждать не пришлось: в то смутное время они ходили с пугающей частотой. Два других участника мероприятия клятвенно обещались прибыть «в расположение ставки Главнокомандующего» к 6 вечера.
Хорошо, что дорога занимала не больше 10 минут. На 3-ей минуте поездки у меня всегда возникало желание найти конструктора этого вида транспорта и дать ему пизды. Поэтому для отпугивания дурных мыслей я пизданул из банки, початой герцогом Букингемским, где-то литрушечку пива и ненадолго задумался.
Вскоре металлический голос объявивший остановку «Сады», и я, подобно младенцу, вырывающемуся на Свет Божий, выпорхнул с двумя пакетами на перрон. Ноша, хоть и была приятной, уже порядком меня подзаебала, и я, ускорив шаг, очень быстро очутился у калитки дачи.
Соседка тетя Галя, увидев меня, несказанно обрадовалась:
— Ой, Андрюш, привет! А ты один или с родителями?
— Один, теть Галь, правда, ненадолго. Сейчас друзья подъедут. Сарай будем от хлама разбирать, — как можно более елейным голосом ответил я, прекрасно понимая, что пару дней спустя эта гражданочка, приехав к себе в городскую квартиру, не поленится набрать мой домашний телефон и объявить родителям, какой у них растет пиздатый сынок. Просто чародей погрузочно-разгрузочных работ. А какие у него друзья! Это просто волшебники приусадебных хозяйств! Душечки, да и только. Не пили, не курили, не ругались матом. Разобрали сарай, вскопали весь огород. Как, вы не знали? Ой, да они еще и мастера сюрпризов! Какая прелесть…
К тому, что эта посиделка станет достоянием общественности, я был готов. Ну, получу пизды, что теперь? Главное — держать ситуацию под контролем, и не допустить разгула анархии и, как следствие, разрушений построек, находящихся на вверенной мне территории. А что касается соседей, то там хоть потоп. Хотя были и нюансы…
Галина Александровна коротала время на даче не одна. В этом нелегком деле ей помогали два козла. Причем один из них был от природы козлом, а второй эволюционировал. Первого звали Михалыч. Существо, несмотря на свою козлиную натуру, весьма приветливое и здравомыслящее. Зимой он жил у дочери тети Гали, где набирался благородных манер среди другой многочисленной скотины. Ну, а летом отправлялся под патронажем нашей соседки набираться веса. Он был ее любимчиком. Да и мне Михалыч очень нравился. Породистый такой, ухоженный. Не то, что обычные козлы, которые вечно в гавне и паутине. Черный, лоснящийся окрас Михалыча вызывал неподдельное восхищение. Я даже по пьяни подумывал иногда, не выкупить ли нам его... Было у него и еще одно достоинство. Наверное, главное. Он не пиздил капусту с нашего огорода, хотя и имел иногда такую возможность, чем заслужил уважение и почет.
Со вторым экземпляром было гораздо суровей. Звали его Леонтий Игоревич. По документам он проходил как законный супруг Галины Александровны. На этом его достоинства собственно и заканчивались. Этот тщедушный человечишка обладал на редкость мерзким характером. Мастерить подляны для него превратилось в манию. Мой папа про него как-то сказал: « Мал золотник, да засерист». И ладно бы, если дело заканчивалось рапортами, которыми отставной майор закидывал председателя садоводческого кооператива «Шахтостроитель» товарища Волобуева А.В. Пасквили в основном повествовали о разгуле вакханалии на близлежащих к эго участку территориях и призывали покончить с этим беспределом раз и навсегда. Под вакханалией подразумевались шумная работа культиватора у автора во время отбоя и пьяные посиделки соседей. Но председатель, как человек неглупый, понимал, что Леонтию Игоревичу, по всей видимости, просто нехуя делать и игнорировал как устные, так и письменные заявления, отмечая при этом неординарность мышления автора. Чего только стоили выражения «докладываю голосом» и «разрешите не понять»!
Так и не дождавшись решительных действий от властей, дядя Леня перешел к подрывной деятельности. Эти на вид невинные шалости — от феерического акта калоизвержения перед нашей калиткой до подбрасывания дохлого крота в колодец — порядком подзаебали. В итоге Леонтий Игоревич получил «желтую карточку» от моего папика, что несколько охладило его пыл. Но в глубине души я понимал, что настоящий котях еще зреет в полуразрушенной голове боевого офицера и не думал усыплять свою бдительность относительно этого гражданина. Тем более, что-то я его, в отличие от Михалыча, упорно не наблюдал. Это был тревожный знак…
Время было около шести, когда я услышал до боли знакомый мотоциклетный рев. По нему можно было судить как минимум о двух обстоятельствах. Первое — за рулем был Казак, второе — он в жопу пьяный. Дикие перегазовки и отборный мат не давали усомниться в предположениях. Когда же два кекса открыли калитку и зашли, я сразу вспомнил фильм «Мы из Крондштата». А именно, заключительную сцену, когда белые с цинизмом, под угрозой расстрела топили красных моряков. Изможденные моряки еле стояли на краю обрыва, держась друг за друга. Если мысленно снять с голов этих двух начинающих подонков безобразие, именуемое в народе «арбузные корочки», и надеть на них простреленную матросскую форму, то они мало чем отличались бы от героев шедевра советского кинематографа.
— Да-а-а-а, бля… — все, что я мог процедить, глядя на это зрелище, и пошел открывать ворота, чтобы припарковать железного коня.
Периферическим зрением я заметил за забором мелькнувшую фигуру Леонтия Игоревича, и на душе стало совсем спокойно. Ну, вот, бля, все в сборе.
Еще я поймал себя на мысли, что неплохо было бы уровнять наши шансы на успех мероприятия и достичь приблизительно такого же состояния, как и мои юные друзья. И пока эти два худосочных титана примастрячивали мотоцикл к забору, я решительным шагом отправился в дом, к волшебному шкафчику, открыл бутылку «Пшеничной», отточенным движением плеснул в большую железную кружку граммов так 150-200 водки и смело, без тени сомнения засадил содержимое разом, но в несколько глотков. Надо сказать, что сейчас для меня такие дозы хуйня, так сказать «первый подход к снаряду», а тогда я поставил личный рекорд. Конечно, ебло мое после содеянного перекосило, а глаза автоматически нашли бидон с водой. Он, как всегда, стоял на полу, за кухонным шкафом. Скинув крышку, я быстро окунул туда уже выше упомянутую кружку и начал водой тушить огонь, разразившийся у меня где-то в недрах пищевода. Через минуту стало как то приятно и тепло в области груди, приборы и навигация работали пока еще в штатном режиме, и я, съев пару сухариков, вышел на улицу.
— Чёрный, так нормально поставили? — поинтересовался у меня Шухер.
— Пойдет. Главное, цветы мамины не подавите, — буркнул я, замечая что прилив сил и небольшое помутнение моего разума уже не за горами. — Угощаться будете? — обратился я к потенциальным матросам.
— Андрюх, ну ты пиздец! Конечно! — другого ответа от Казака я, собственно, и не ждал.
Стол-мухомор стоял с восточной стороны дома, и в данный момент был в тенёчке. Отличный вариант для «тайной вечери»! Достав из колодца предусмотрительно заранее опущенное ведро с банкой пива (одну я уже, по ходу пьесы, естественно, добил), я взглянул на Казака и лукаво усмехнулся.
— Это еще не все!
— Красава!!! — Шухер не скрывал восхищения, когда на столе через пару минут оказались запотевшая банка пива, бутылка водки, пару банок кильки в томатном соусе и зелень на любой вкус.
— А то, ебти! Лан, бразы, мыть руки и к столу! — произнес я, и, повернув как бы невзначай голову в район соседской дачи, увидел шушукающихся Галину Александровну и Леонтия Игоревича. К этому моменту кровь ускоренными темпами гоняла по всему моему организму алкоголь, и мне стало откровенно насрать на эту сладкую парочку.
— Как соседи? — кивнув в сторону злодеев, спросил Казак. Они с Шухером не первый раз здесь харчевались и были в курсе всей ситуации.
— Ну их в очко! — отрезал я.
— Ну что, ПРИСТУПИМ? — уже легендарную сейчас фразу озвучил Казак.
И мы ПРИСТУПИЛИ…

…Вечер удавался. В ходе дружеской беседы, периодически прерываясь на технические мероприятия, связанные с потреблением спиртных напитков, были выяснены планы на будущее каждого из нашей троицы.
Шухер поведал о непреодолимой тяге к земле. Что хочет сдернуть к своей тете, в какой-то колхоз в Подмосковье и стать там трактористом.
Казак еще не определился, но родители хотели, чтобы он непременно поступил в строительный институт, ну или, на крайняк, в техникум.
Я с умилением слушал повествования своих корешей, представляя одного как тракториста-стахановца, победителя межгалактического конкурса на лучшее вспаханное поле. Второй мне виделся гениальным архитектором. И ничего, что первый спроектированный им дом рухнул за два дня до заселения в него жильцов. Хуйня! Главное, никто не пострадал, кроме невинно убиенной собаки сторожа, за каким-то хуем спавшей в это время возле подъезда.
Я же в свою очередь рассказал о том, что, несмотря на неминуемый призыв, хочу поступить в институт и стать дипломированным инженером-элекриком. На что тут же получил рекомендацию поссать на розетку, для проверки диэлектрических свойств своего организма.
Первым нарушил наш пьяный разговор Михалыч. Видно эти балбесы не до конца закрыли ворота, и он беспрепятственно проник на нашу дачу, встал недалеко от стола и с неподдельным интересом начал смотреть на наши рожи.
— Это его пди сука с цлью рзведки сюда зслали, — налегая на согласные, пробормотал Казак. — У, вржеская мрда!
Михалыч среди нас был на тот момент самый трезвый, и, правильно оценив обстановку, не стал проявлять живого интереса к растительной пище. Попросту говоря, жрать зелень он пока воздержался. Но как-то странно посмотрел на Казака, видимо, негодуя по поводу претензий, необдуманно брошенных в его адрес. Казак ему ответил не менее странным взглядом. Ну, а как еще назвать взгляд пьяного мальчика, пытающегося с помощью гипноза телепортировать животное обратно через забор?
Ситуация усугубилась с появлением Галины Александровны, потерявшей из виду своего любимца. Увидев козла у нас, она начала загонять его прутиком домой, при этом причитая, какие, мол, мы гондоны, и что эти пьянки с криками и ржанием ее реально заебали. Михалыч оказался проворным и метнулся на противоположную сторону дачи, при этом, конечно, ему было по хую ,что на пути грядки и саженцы.
Тут слово взял я.
— А не пойти ли вам на хуй, уважаемая Галина Александровна? И желательно со своим подопечным.
Эта пламенная речь не возымела никакого действия на соседку, и мы стали свидетелями сельской корриды. Ее особенностью было то, что в роли тореро был Михалыч, а в роли разъяренного быка — его хозяйка. Тетя Галя носилась за Михалычем, показывая мастер-класс в барьерном беге и акробатизме. Я, Казак и Шухер охуевали! Наши головы напоминали головы болельщиков из мультфильма «Шайбу-шайбу!», поворачиваясь то вправо, то влево. Когда Михалыч делал променад вокруг дома, мы теряли их обоих из виду. Самое интересное, что было не понятно, откуда эта парочка могла снова выскочить. Михалыч, наверное, ассоциировал себя с племенным конем, случайно попавшим на какой-то огород, но все равно решивший потренироваться в смеси конкура и бега рысцой. Ну, а тетя Галя вообще потеряла связь с реальностью и не видела больше ни хуя на горизонте, кроме своего козла.
Вся эта дрочка продолжалась бы до утра, если бы не вступила в бой тяжелая артиллерия. Эхо войны донеслось и до воспаленной головы Леонтия Игоревича. И демоны, посланные богом Марсом, хором скомандовали ему: «Майор Захаров, вам приказано удержать высоту любой ценой, даже ценой собственной жизни!» «Есть!!!» — ответил Леонтий Игоревич. Только так можно было объяснить, то, что майор начал вести с чердака беспорядочную стрельбу по живым мишеням. Не трудно догадаться, что ими стали все мы, включая Михалыча и Тетю Галю. Хорошо, что в арсенале у него была только картошка и моченые яблоки.
Первым вражеская пуля настигла Казака, попав ему аккурат в лоб. Ошметки от яблока обрызгали и нас с Шухером. Огонь велся то одиночными выстрелами, то короткими очередями. Досталось всем, включая Михалыча, который, испугавшись, спрятался за бочку с водой.
Трагизм ситуации был в том, что поначалу мы не могли определить огневую точку. Я, хотя и туго соображал, подумал, что это проделки местных цыганят, но тут же поймал себя на мысли, что продуктами питания разбрасываться они бы не стали. Похоже, не меня одного волновал вопрос о месте нахождения пулеметчика Ганса, и в итоге адепт сил зла не остался незамеченным.
— Вон, бля, этот козел!!! — закричал Казак и показал на окно чердака в доме ангельской четы Захаровых.
Из окна выглядывала противная рожа Леонтия Игоревича.
Первой стартонула Галина Александровна. Она быстро смекнула, что банда разъяренных молодчиков, немного придя в себя, устремится на вражеские позиции, и не исключено, что ее благоверный будет жестоко отпизжен. Через какое-то мгновение она заскочила в свой дом и громко захлопнула за собой дверь.
Это послужило сигналом к контрнаступлению. Казак с кожурой яблока на лбу как сайгак перепрыгнул три грядки с луком и помчался (если можно так назвать синусоидальное поступательное движение) к даче заговорщиков. При этом он чудодейственным образом избегал попадания снарядов из дота противника. Если нарисовать траекторию, по которой он двигался, и пробежаться по ней глазами, то существовал реальный риск заработать косоглазие.
Я прикрыл наступление нашей пехоты увесистыми камнями из цветника моей мамы. Пятый или шестой из них угодил в цель, попав в зловещее окошко. По крику «Блядь!» я понял, что противник ранен и, возможно, деморализован.
Шухер же повел себя вообще странно. Он спокойно пошел в сторону бочки, за которой испуганный Михалыч пережидал военные действия. Затем сел рядом с козлом обнял его (странно, что Михалыч даже не убежал от него в такой момент, тем более не боднул своими мощными рогами) и начал что-то ему оживленно рассказывать.
Тем временем Казак выламывал дверь соседей, при этом он информировал находящихся за этой самой дверью об их неминуемом пиздеце.
Я тоже присоединился к атаке на дом упырей.
Наверное, угрозы показалась для блокадников вполне осуществимы, и Галина Александровна завопила не хуже сирены, возвещающей о предстоящей бомбардировке. Только вместо «Воздух!» она начала кричать: «ПОМОГИТЕ-Е-Е! УБИ-И-ИВА-АЮ-ЮТ!» А этот дурак, Леонтий Игоревич, за каким-то хуем выкинул розовые трусы в окно (неверное, белых не было), наплевав тем самым на приказ и поставив свою офицерскую честь под большой вопрос.
…Надо сказать, что в те далекие времена народ на крики сбегался. Сейчас же, как вы знаете, дела обстоят несколько по-другому.
Через какое-то время набежало хуйзнает сколько народу. Два здоровых мужика начали заламывать меня и рассвирепевшего Казака. Бой длился недолго. Казака посадили на болевой, а мне пару раз уебали в дыню, после чего я отключился.
Очнулся я сидящим на лавке со связанными руками в компании своих друзей, лишенных маневренности таким же образом. Подняв глаза, я увидел кучу народу, обсуждавшую возникшую ситуацию и пути выхода из нее. Тут же Галина Александровна с Леонтием Игоревичем, перебивая друг друга, повествовали о коварном нападении обезумевших от пьянки подонков. Их интервью периодически перебивалось Казаком, методично заявлявшим: «Да пиздят они всё!!!»
Леонтий Игоревич держался за плечо. «Ага, козел, вот я тебе куда заебенил!..» Какой-то умник предложил препроводить нас в ближайшее отделение милиции. Но тут эта ведьма Галина Александровна проявила «благородство», сказав: «Я с Андрюшиными родителями завтра сама буду разбираться».
Я-то знал, что этой гниде прекрасно известно, что мой папик работает начальником отдела снабжения в СМУ, и появилась возможность на халяву выкружить черепицу или кирпич.
— Сука! — сказал я, сплюнув кровавой слюной.
Совещание закончилось. Люди потихоньку начали расходиться. Здоровый мужик, который заломал Казака, поочередно развязал нам руки, при этом пригрозив, что сломает нам носы, если мы в течение минуты не исчезнем из его поля зрения.
Огрызаясь и тихо матерясь, мы побрели восвояси. Сев за стол, мы стали наблюдать продолжение картины загона мятежного козла домой. Тетя Галя, дядя Леня и еще какая-то бабка пёрли его за рога. Михалыч упирался и взбрыкивал. «Что ж вы, козлы, делаете?» — наверно хотел он им закричать, но человеческого языка не знал и поэтому просто хрипел. В конце концов, его загнали и привязали к столбу. Он еще долго пытался вырваться из плена, и в итоге, обессилив, улегся и заснул. Леонтий Игоревич через забор целый час трендел, что не спустит случившееся на тормозах и что нас ждет суровое наказание. После чего был послан на хуй, и дальнейшие его блеяния попросту игнорировались.
В ходе всей этой канители мы даже протрезвели. И на поступившее от меня предложение допить оставшуюся водку возражений не было. Пизданув грамм по сто, мы опять расслабились и, предугадывая дальнейший сценарий событий, я сказал:
— Казак, вам с Шухером надо, наверное, валить. Как бы что опять не вышло. А я завтра, с первой электричкой. Порядок хоть надо навести...
— Гавно вопрос, Андрюх! Прости, что так вышло. Теперь тебе вломят… — с нескрываемой досадой в голосе ответил Казак.
— Да, Чёрный, прости, — улыбанулся Шухер. — Кстати, мне Михалыч сказал, что сегодня нехуево клевало у вас на прудах, так что можешь с утра рвануть подсечь пару карасиков.
— Кто, кто тебе сказал? Михалыч?! Ты что, охуел совсем от пьянок?
— Ха-ха-ха!!! — Шухер закатился.— Да шучу я, Андрюх!
Смех у него был такой звонкий и заразительный, что мы с Казаком переглянулись и тоже разразились долгим хохотом, до слез.
Спустя полчаса, провожая взглядом уходящий в точку мотоцикл, я погрузился в атмосферу непонятной грусти. И дело даже не в том, что на следующий день меня ждали разборки с моими предками, и не в том, что мне было стыдно за содеянное в отношение соседей. Просто я понимал, или чувствовал, что наши с ребятами пути скоро разойдутся. Возможно, навсегда. И от этой мысли стало жутко тоскливо….

* * *
Шухера не стало осенью этого же года. Он, как и обещал, уехал к тетке в деревню. Помогая ее мужу крыть крышу, Генка сорвался и сломал шею…
Казак поступил в строительный техникум, и по его окончании женился и уехал в Новосибирск. С тех пор мы с ним не виделись.
У Леонтия Игоревича во время планового обследования обнаружили опухоль мозга. Видимо, это могло объяснить его неадекватное поведение. И, несмотря на интенсивное лечение, в декабре 1989 года он умер.
Галина Александровна после этого попросту свихнулась и начала разговаривать сама с собой.
Дальнейшая судьба Михалыча мне, к сожалению, неизвестна.
Я же, как и хотел, закончил институт, и работаю инженером на электростанции.
Но все это будет много лет спустя…
А тогда, в тот летний вечер, я долго смотрел в сторону исчезавшей рычащей точки и понимал, что беззаботное время, увы, заканчивалось. И его никогда не вернуть.

Чёрный Человек