Я в этот день как раз в наряде стоял помощником дежурного по батальону. Пусть Вас это не вводит в заблуждение – весь наш батальон – это двадцать солдат и
дюжина офицеров и прапорщиков. Официально такие батальоны называются «кадрированными», но в армии давно прижилось словечко, более точно отражающая суть –
«кастрированные». Так, что звание у меня на то время было самое демократическое – рядовой.
Батальон наш разведывательный располагался в курортном городке Средней Азии неподалеку от побережья огромного горного озера, известного кроме своей
исключительной курортности еще и тем, что это было единственное озеро в Советском Союзе, где находилась самая настоящая база флота (хоть и маленькая) и
проводились испытания глубоководных аппаратов. Для тех, кто так и не догадался, скажу, что его название начинается с буквы «и».
На весь город имелось только две части: учебка пограничников и наша армейская часть, которую мой родной разведбат делил с батальоном ОПулАБ (отдельный
пулеметно-артиллерийский батальон). Вся часть – это одно-единственное жилое здание на четыре этажа. Первый этаж занимал штаб ОПулАБ, медсанчасть и
представитель госбезопасности. На третьем и четвертом этаже располагались казармы пулеметчиков, а весь второй этаж был отведен под наш батальон. Места,
должен Вам сказать, хватило бы и балы устраивать, все одноярусные кровати солдат выстроились в цепочку вдоль одной из стен спального отделения. На остальной
части пространства вольготно расположились спортивные тренажеры, теннисный стол и еще оставалось место для биллиардного, но никто не додумался до его покупки.
Так вот, в этот ясный летний день я стоял помдежем по батальону. Дежурным был старлей – командир моей роты. Все бы хорошо, да в новый наряд дежурным заступал
наш старшина, а за сутки в казарме перегорело аж 3 лампочки. Старшиной у нас был огромный как танк хохол с кулаками чуть побольше моей головы. Клептоман был
страшенный, пер все, что плохо лежит и доказать ему то, что электрические лампочки имеют свойство перегорать возможным не представлялось. Он мне сам так и
сказал. Короче передо мной встала дилемма: или послать рядового из наряда «рожать» лампочки или заняться «родами» самому. После всестороннего размышления я
понял, что предпочтительнее самому, иначе наряд просто не успеет до сдачи навести марафет и куковать тогда нам всем в нем еще сутки.
Удобство расположения нашего гарнизона составляло то, что находился он в промышленном пригороде, причем с двух сторон располагались заводские строения, с
одной через пустырь к части подходил жилой поселок, а с последней вольготно раскинулось мусульманское кладбище и заросли дикой облепихи. Напротив КТП
(контрольно-пропускной пункт) автопарка находилась огромная промышленная котельная, снабжавшая теплом практически полгорода. Здание было огромным и
практически пустым с кучей лестничных площадок и помещений, так что мы там приспособились свинчивать лампочки. Туда я и направился.
Свинтив на всякий случай, сразу пять приборов освещения (вдруг потом пригодятся) никем не замеченный я отправился восвояси. И вот тут меня ударило по ногам с
такой силой, что подбросило метра на пол в воздух. «Сдурели, что ли, уголь сбрасывать?» – почему то подумал я, решив, что это на котельной из бункера уголь
высыпали.
- «Здорово, да?» – заорал мне проходящий мимо рабочий.
- «А зачем такое творить? Бункера же поломаются?» – глупо возразил я.
- «Ты что, не понял? Землетрясение!»
Вот тут до меня и дошло, что дело плохо. Сразу же подумалось, что непременно будет построение, на котором меня хватятся. Взяв ноги в руки, я шибко почесал в
казарму. Что характерно, свежеспертые лампочки не бросил.
Несмотря на то, что на месте я был буквально через три минуты, эвакуация уже произошла. Должен сказать, зрелище толпы в добрый полтысячи человек, в полной
тишине застывшей на плацу и не сводящей глаз с продолжающего скрипеть здания, зрелище незабываемое. Впечатляло и то, что все эти люди умудрились при первых
признаках опасности вылететь на улицу, причем штабисты вообще десантировались из окон, благо первый этаж. А на плачу все сбились потому, что очевидно – это
было самое безопасное место.
Стоим мы так минут пять, здание постепенно прекращает раскачиваться. Еще раз повторю, что тишина такая, что муху услышать можно. И вот в этот самый момент
демократического единения в одной толпе рядовых и офицеров вдруг раздается еще один громкий скрип и из приоткрытой двери по стеночке выползает наш водитель.
Волосы чуть не дыбом, глаза распахнуты как у кота, которому на хвост наступили. Глянул на нас и осел.
А теперь о том, что происходило в казарме, когда начались толчки.
В это время как раз старый дежурный новому сдавал оружейную комнату. Процедура стандартная – вскрываются все шкафы с оружием, сверяются номера на автоматах и
пистолетах, проверяются пломбы на ящике с боеприпасами. Потом новый дежурный опечатывает все своей печатью. Вот как раз шкафы и открыли. И тут толчок.
Представьте себе, как вдруг ни с того, ни с сего из стоек вспархивают несколько десятков автоматов, и в живописном беспорядке усеивают пол оружейки.
Несколько штук не забывают при этом наставить синяков обеим дежурным.
Старшина опомнился первым и, вспомнив, что у него жена и ребенок, которых никак нельзя оставлять без мужа и отца и первым дал деру, успев прокричать
лейтенанту, чтобы тот оставался на страже. Мой комроты среагировал чуть медленнее и, решив не искушать судьбу, вылетел вслед за старшиной, успев по пути
перепоручить дело охраны и обороны батальонного оружия дневальному, стоящему на тумбочке.
В это же самый момент распахнулась дверь секретной части, откуда с обезумевшими глазами вырвался секретчик, и волной хлынули секретные, а возможно и не очень
документы. Не сбавляя хода, секретчик поручил ответственное дело сбережения государственной тайны обомлевшему дневальному, и умчался к выходу.
Ага, счас, нашли самоубийцу. Короче дневальный был четвертым человеком, который вылетел из казармы, а за ним эвакуировались и все остальные.
Вот ведь интересно. Сколько нас ни гоняли по тревоге, а с такой скоростью еще ни разу никто из казармы не выбегал. Что значит хороший стимул!
В это время наш водитель уединился в местечке под названием туалет, мирно пристроившись на очке. Я уж не знаю, тужился ли он так интенсивно или еще по какой
причине, но он оказался единственным, кто не заметил толчка. Как не спрашивайте, сам не представляю.
Сделав все свои дела, с облегченным сердцем он вышел в коридор. И тут он почувствовал, что на сердце стало опять весьма тяжело. Вы только представьте. Полное
безлюдье, даже на тумбочке дневального нет никого, все двери распахнуты настежь, в коридоре валяются вперемешку вещи, секретные документы и автоматы. И
тишина! Только мертвых с косами не достает.
Как он сам потом говорил потом, он с перепугу решил, что объявили атомную войну и все смотались спасаться. Как он не рехнулся при этом, я даже и не
представляю, я бы точно рассудком двинулся от такого потрясения.
Ну вот, постояли мы так полчаса, а потом секретчик и дежурные, набравшись храбрости, побежали наводить секретность и оружейную безопасность, а за ними и все
остальные потянулись.
А на добрых полгода, сейсмические новости стали самым популярными в нашей части. И все заранее выбегали на улицу при прогнозах на самые незначительные
толчки. Самое интересное, что во время того землетрясения в городе развалилось с пол десятка саманных построек, чем все разрушения и ограничились. Дело в
том, что несмотря на довольно большую силу толчка, направление его шло вертикально из-за того, что эпицентр находился очень близко.
|
