Михаилу Васильевичу Фрузвельту не везло ещё с момента зачатия: его папа, советский садовод-любитель, очень любил персики и косточкой во время семяизвержения подавился. Хоть половина хромосом на трусах и осталась, но малыш появился на свет совсем не в виде копченого свиного уха, а почти полноценным человеком, только с маленьким недостатком. У мальчика оказался недостаток хуя. Нет, не настолько, конечно, что получилась пиздец какая страшная девочка, просто аномальная шняга росла набекрень и вовнутрь, и со временем, когда густая поросль раньше времени заколосилась в юношеском паху, найти хуец можно было только по путеводной струе. Но затерянный в мудях писюн часто-густо брызгал мимо кассы, и с волосатым зассыкой, как называли его жестокие одноклассники, никто не хотел водиться. К тому же честолюбивый Миша не мог обоссать забор выше головы, как это виртуозно проделывал отличник Коля Душечкин. Мальчонка комплексовал, приходилось привыкать писать сидя.

Ему было четырнадцать, когда он начал тайком заглядываться на календарь с Людмилой Гурченко, любимой папиной певицы. Но даже в приступе самой оголтелой дрочки на замусоленный, рыжий образ музыкальной пизды, из пробора выглядывала лишь робкая трехсантиметровая залупа. Отец-мичуринец задумчиво разглядывал залупастый пенёк и лохматые, как Будулай, яйца отпрыска, и уверял, что с таким корневищем, годам к пятнадцати саженец должен обязательно приняться и развиться в мощное полено.
Всё босоногое детство Миша мечтал стать музыкан ... Фтыкать дальше »

Люська и в детстве-то была не ахти, а к тридцати годам, порядком разъевшись на холявном парном молоке, - работала Люська дояркой, - она стала полным уже страшилищем. Встанет утром, глянет на себя в треснутое облезлое зеркало, - Гос-с-сподя... В общем, после тридцати трех лет проживания в закромах родины Люська зеркало покрасила масляной краской, на чём и успокоилась. Завела себе пластиковые сапоги-"луноходы" ядовито-фиолетового цвета, зато сухие, голову стала платком заматывать, - дура дурой, зато не дует. Шансы Люськи на красивую любовь чем дальше, тем увереннее стремились к нулю. И жизнь её проходила размеренно, между коровником и телевизором, и прошла бы совсем, если бы не вмешался в неё сам Президент.
Случилось всё вечером уже, часов в семь. По ящику показывали сериал про ментов, в плите с шипением разгоралось недосушенное берёзовое полено, и на чёрной чугунной сковородке лежал, словно маленький жёлтый айсберг, крупчатый кусок топлёного масла. Люська сидела на табурете около плиты, смотрела в экран телевизора, а руки её на ощупь, вполне себе самостоятельно чистили картошку. Стук в дверь оказался полной неожиданностью: сукин сын Полкан, который исправно облаивал соседских бабок, собак и кошек даже в два часа ночи, молчал, как вяленая рыба. "Не иначе, Митрофановну опять черти принесли, - подумала Люська, уже идя к двери,- Типа соли у неё нету, или луковицы..." Но это была не Митрофановна.
На пороге воздвигся импозантный мужчина в костюме, летних туфлях с длинн ... Фтыкать дальше »